Герцог с татуировкой дракона - Керриган Берн

– Это не имеет значения! – прорычал он. – Прошлого уже не изменишь. Кровь давно высохла. Единственное, что осталось от Эша, это то…

– Что?

– То… что он владеет вами.

Ей показалось, или он действительно собирался сказать что-то еще?

– Вы мной не владеете.

Как жестоко бывает время, превращающее любимого мальчика в ненавистного мужчину.

– Разумеется, владею. – Его взгляд чувств не выдал. – Разве вы не слышали, что девять десятых законодательства составляет владение? – Пират подкрался к ней, прижав к себе. – Что, если бы я был Эш? Что бы вы мне сказали?

Сердце замерло, а когда вернулось к жизни, Лорелея, прихрамывая, отступила назад.

– Вы только что сказали, что вы не Эш. Что он мертв.

Он потянулся к кудрям у нее на виске, и Лорелея вздрогнула, когда он ласковым движением принялся накручивать их на палец.

– Побалуйте меня, – проговорил он мягким как бархат голосом. – Притворитесь, что мы не на пиратском корабле. Что я не Грач. Представьте, что я вчера вошел в ваше маленькое устье и назвал вас по имени. И мы стоим на том же месте, в таком же тумане, как тот, что окружал нас в день нашего расставания. Что бы вы сказали Эшу? – Он наклонился ниже, и Лорелея почувствовала, что его теплое дыхание пахло виски и желанием. Его рот был нависшей над ней угрозой. – Что бы вы сделали с ним, встретив через столько лет?

Не задумываясь, она подняла руку и ударила его по щеке с такой силой, что загорелась ладонь.

– Вы обещали прийти за мной! – закричала она. – Сначала я молилась о вашем возвращении, а потом умоляла. Я молила Бога защитить вас, чтобы вы вернулись ко мне. Когда он этого не сделал, я оплакивала вас. Долгие годы оплакивала вас, как трагически погибшего возлюбленного. Мортимер сказал мне, что вы вспомнили, кто вы. Я думала, что вы вернулись к своей жизни. И как бы мне ни было больно, я могла вас за это простить. Но вы бросили меня одну на двадцать чертовых лет, чтобы стать этим? – Она указала на него во всем его мрачном величии. – Этим бессердечным, жестоким убийцей? Если вы не Эш, значит вы не тот, кто обещал прийти за мной! Вы не тот, кого я хотела.

– Все же я тот, кого вы получите. – Грач выпрямился, и его глаза опасно заблестели. – Мои соболезнования. Но это ничего не меняет. Вы все еще принадлежите мне, и с этого дня вы станете моей. Будет лучше, если вы просто смиритесь с неизбежностью этого факта.

– Чего вы от меня ждете? – спросила Лорелея. – Мне лечь под вас? Забыться и с благодарностью вам отдаться? Незнакомцу? Самому жестокому и смертельно опасному преступнику современного мира?

После долгой паузы он произнес:

– Ну да.

Пират подошел к серванту налить себе стаканчик.

– Вы бы сделали это для куска гнилого сала. И не говорите мне, что предпочли бы стать миссис Сильвестр Гуч. Что предпочли бы раздвинуть ноги перед этим тупоголовым бараном, чтобы он вас поимел.

Лорелея фыркнула.

– Я пыталась спасти семью от разорения. Не выйди я за мистера Гуча, мы бы остались без крова.

– Знаю. – Он резко поставил стакан с виски.

Лорелее показалось, что он на нее злится. Большинство мужчин на его месте отвесили бы ей ответную пощечину или что-нибудь похуже. Прошлой ночью он мог бы наброситься на нее, негодуя из-за физического посягательства на свое мужское достоинство.

Но Грач ее вспышку ровно и не заметил. А когда она отвесила ему пощечину, даже не вздрогнул. Не шелохнулся. Отреагировал не сильнее, чем на муху, севшую на щеку.

Тем не менее он не настолько бесчувствен, как утверждал, и Лорелея могла поклясться, что под водной гладью мелькнул водоворот.

Он подошел к ванне и закрыл краны, прежде чем повернуться к ней и спросить:

– Почему вы такая худая?

Вопрос был для Лорелеи полной неожиданностью.

– В последнее время я была слишком расстроена, чтобы думать о еде, – честно ответила она. Возможно, прежде чем он отвел взгляд, она все же успела заметить в его темных глазах искорку жалости?

Грач указал ей на остывающий на столе завтрак.

– Ешьте.

– Я не голодна, – упорно отрицала она, несмотря на предательское урчание в животе.

Он угрожающе подступил к ней.

– Если потребуется, я буду кормить вас с ложечки.

– Вы просто не можете всякий раз заставлять меня, когда я вам отказываю.

– На самом деле могу. И буду. Сейчас. Ешьте! – указал он на стол. – Ваши любимые круассаны с абрикосовым джемом.

Лорелея сердито глянула на него.

– Откуда вам известно, что за все это время мои вкусы не изменились?

– Изменились?

– …Нет, – мрачно призналась она.

Грач удивленно поднял брови.

– Во всяком случае, не в выпечке, – уточнила она.

Его губы растянулись в почти очаровательной улыбке.

– Ешьте. А я искупаюсь. Мы будем такими высококультурными.

– О да, – насмешливо согласилась она. – Я позавтракаю, приму ванну, а перед чаем – небольшое изнасилование.

Он снова одарил ее обжигающим взглядом. Лорелея подумала, что пар поднялся не только от ванны, но и с ее кожи. Отвернувшись, он стянул с широченных прямых плеч рубашку и сказал:

– Муж не может изнасиловать жену.

Лорелея открыла было рот возразить, но дерзость его слов в сочетании с видом его кожи лишили ее дара речи.

Она не могла сказать, почему ей было приятно узнать, что она не ошибалась насчет татуировки на его спине. Черные крылья, струясь, искусно разворачивались по буграм и гребням его скульптурно вылепленных мышц, не оставляя ни дюйма открытой плоти. Не будь она всего лишь трезвомыслящей – кое-кто даже сказал бы циничной – женщиной не первой молодости, она бы искренне поверила, что он может расправить эти темные крылья и подняться в небо.

У Лорелеи невольно зачесались пальцы погладить эти рисунки. Опуститься по этой гладкой плоти вниз и нащупать… О небеса! Он снял штаны.

Ахнув, Лорелея отвернулась, но успела заметить его худые бедра и сильно раздавшийся с юности зад.

Что еще изменилось за двадцать лет? Когда они были молоды, она видела то, что не следовало. Менялись ли с возрастом у мужчин?..

«Прекрати!» – одернула она себя. Эти предательские мысли не доведут ее до добра. Если она хочет выкарабкаться из этой передряги, ей необходимо сохранять трезвость рассудка и самообладание.

– Вы жестоко ошибаетесь. – Ее грешные мысли вытеснили болезненные воспоминания эхом разносившихся по всей усадьбе Саутборн мольбах Вероники, которую насильно брал Мортимер. Лорелея дрожала в постели, заливаясь бессильными слезами. Потом она часто к ней приходила, помогая несчастной встать с пола или оттуда, куда он ее толкнул, и надеть сорочку.