Зачет по любви - Анастасия Градцева

Задыхаясь, я открыл ключом дверь квартиры и тут же понял: не успел. Дома было тихо, а из прихожей исчезли Ликины кроссовки и куртка.

– Блядь, – я саданул кулаком по стене. – Ебаный нахуй! Где я прокололся?!

Еще раз набрал ее номер, заранее зная, что смысла в этом нет: телефон перестал отвечать почти сразу. Лика – умная девочка, наверняка уже избавилась от симки.

Я заглянул в зал и в первую секунду задохнулся, точно меня двинули под ребра: на стене висели фотографии. Те самые, которые я убрал. Я и Света. Света с Ильей. Мы втроем. Значит, нашла… Надо было увезти их на работу и спрятать в сейф, конечно, но я всегда думал, что Лика не полезет шариться по моим ящикам и полкам: она не так воспитана. Значит, случилось что-то, от чего она посчитала вправе так себя вести.

Тихонько зашуршала в своей клетке крыса, и меня опалило такой горячей надеждой, что едва голова не закружилась. Лика оставила Эльку! Значит, она вернется! Побегает – и вернется обратно, дав мне возможность все объяснить. Не знаю как, но объяснить!

Вот только, когда я заглянул в спальню, вся идиотская радость мгновенно испарилась: Лика забрала все свои вещи. А мои подарки оставила, все до единого.

А на кухне меня ожидал белый листок с неровными буквами – Ликино заявление на увольнение. А рядом четвертинка такого же листа с еще более неровными буквами – Ликина прощальная записка. Для меня.

«Макс, прости, что не дала тебе возможности все объяснить, но ведь в этом нет никакого смысла, правда? Ну вот если не врать друг другу. Я люблю тебя, а ты любишь во мне другого человека. Это нечестно. По отношению ко мне точно. Я так не смогу. Поэтому уезжаю – быстро. Иначе ты не отпустишь. Я же тебя знаю.

Эльку не смогла взять с собой, поэтому если хочешь сделать мне что-то хорошее, позаботься о ней сам или отдай Наташе…»

Дальше было только про крысу. Кому ее передать, чем ее кормить, как купать… Как будто это было сейчас самое важное.

Куда она могла поехать? К отцу? К своим бывшим соседкам? Все мимо. Нет, я, конечно, проверю, но это было бы слишком просто. Лику нельзя недооценивать, она очень умная девочка. Очень. А вот я дурак.

Зазвонил телефон, и я так быстро выхватил его из кармана, что не удержал – мобильник выскользнул из пальцев и упал на пол. Но вроде не разбился.

Звонила Марина.

А я в первую секунду надеялся, что Лика. Понимал, что вряд ли, но надеялся.

– Да?

– Успел? – с ходу спросила Марина.

– Не успел, – я придвинул к себе записку, которую мне оставила Лика. Машинально водил кончиками пальцев по неровным буквам, как будто гладил их.

– Надо было мне ее как-то задержать, – с досадой сказала она. – Вот так и думала, что как только узнает все твоя девчонка, так ей сразу подгорит. Поэтому и телефон свой дала. Но, видишь, не помогло. Бедная, переполошилась она так… Почему ты сам ей все не рассказал, Максим? Долго хотел держать это в тайне? До самой свадьбы или как?

Я молчал.

– Стой, – вдруг поняла она. – Ты и не собирался ничего говорить девочке?

– Не собирался, – согласился я.

– Держал бы ее всю жизнь взаперти, так что ли? Изолировал?

– Ерунды не говори. Какая еще изоляция? Из моих нынешних коллег и друзей никто не видел Свету. Она… умерла еще до того, как я стал работать в этой сфере. Получается, ее помнит только Илья, но он бы не стал Лике ничего говорить. Я его попросил.

– Ну а я? А Ольга? Она свою тетю как минимум по фотографиям знает.

– Марин, – устало сказал я. – Можно подумать, я так часто с вами общаюсь. Это случайность, что мы тебя встретили.

– Все тайное всегда становится явным, – поучительно сказала Марина.

– Давай без этих прописных истин, а? – взорвался я. – И так тошно.

– Как хочешь, я свое мнение не навязываю, – сухо сказала она. – Что будешь делать? Догонять свою беглянку?

– Не знаю, – я вдруг почувствовал дичайшую усталость. Как будто меня придавило сверху бетонной плитой, и уже нет сил сопротивляться этому давлению. Наверное, надо перестать бороться и просто дать себя расплющить. – Лика мне написала, что не хочет быть заменой, что это нечестно. И я сейчас думаю: может, она права? Я уже сам не понимаю, кого я в ней люблю. Ее саму или Свету. В них столько похожего, что поневоле поверишь в переселение душ.

– Похожего? – удивилась Марина. – Например, что?

– Вот эта решительность, бесстрашие, увлеченность работой, а не домашним хозяйством, сумасшедшинка какая-то. Любовь к машинам. К аттракционам. А еще к футболу, что вообще странно для девушек.

Марина молчала так долго, что я подумал, будто связь прервалась.

– Максим, – странным голосом спросила она. – Ты сейчас точно говоришь про Свету? Про свою бывшую жену, я ведь ничего не путаю? Просто моя младшая сестра Света не имела ничего общего с тем человеком, которого ты мне только что описал.

– Марин, ты с ума сошла?

– Нет, даже не думала. Вот давай по порядку. Ты говоришь про увлечённость работой, но ведь Света ни дня в жизни не работала.

– Потому что у нее не было такой возможности!– яростно возразил я. – Но она хотела! Мечтала, что после декрета поступит на иняз и станет переводчиком. Но потом этот диагноз, и…

– Максим, – мягко сказала Марина. – Не кричи на меня, пожалуйста. Я очень любила Свету. И знаю, что ты тоже. Но я ее знала с рождения, а ты только несколько лет. Так вот. Света с детства говорила, что она будет работать мамой и что у нее будет трое детей и красивый муж. А еще она была самым мягким и нежным человеком из всех, кого я знала. Откуда ты взял решительность и бесстрашие? Откуда ты взял этот футбол и, прости господи, машины, если Светик обожала готовку и вязание?

– Подожди, – пробормотал я, потирая лоб. – Но она всегда смотрела со мной все матчи. А когда я предлагал переключить, говорила, что не надо, ей нравится. И говорила еще, что хочет научиться водить машину. А смелость… ты вспомни, как она процедуры переносила. И боль. Не жаловалась никогда. Не плакала.

– Ох, – как-то очень по-бабьи вздохнула Марина. – Максим, знаешь, что, а вернее кого Света любила больше всего в жизни? Тебя. Она тебе в рот заглядывала, надышаться на тебя не могла и готова была сделать все, чтобы тебе понравиться. Футбол так футбол, машины так машины. А про то, что она не жаловалась и не плакала после химий… Жаловалась. И плакала. Только мне, а не тебе. Перед тобой она не хотела казаться слабой, знала, что ты такое не любишь.

– Да? – Мне вдруг стало тяжело дышать. Я рывком открыл окно и встал около него.

– Думаешь, я бы стала врать?

– Нет, не думаю, – пробормотал я, зажимая пальцем висок, в котором бешено колотилась жилка.

Что я помню о нашей семейной жизни? Еще до диагноза? Вот я прихожу с учебы и вечерней подработки, а Света встречает меня дома. Рассказывает, как готовилась к вступительным экзаменам в вуз и как делала упражнения по английской грамматике. Дома чистота, Илюха сопит в кроватке, на кухне пахнет так, что живот от голода подводит. Суп, салат, пирог с вареньем. А еще Света показывает шапочку, которую она связала Илюше за сегодня. Я целую ее и говорю, что она лучшая, что мы с ней добьёмся всего-всего. Она улыбается.