Хлопок одной ладонью - Николай Кукушкин
Шрифт:
Интервал:
КСТАТИ
Растения умеют фотосинтезировать, потому что их предок когда-то проглотил фотосинтетическую бактерию и так и оставил ее у себя внутри. Это также называется первичным эндосимбиозом. Первичным, потому что фотосинтез изобрели именно бактерии. Предок растений первым придумал приспособить бактерию под органеллу-хлоропласт (отсюда еще одно научное название растительной ветви как надцарства эукариот: Archaeplastida, «древнепластовые»).
Другие эукариоты, обделенные родственники этих «древнепластовых», подключились к фотосинтезу от зависти и глотали уже не бактерии, а самих «древнепластовых» с готовым хлоропластом внутри. Поэтому их эндосимбиоз называется вторичным. К таким «вторично-пластовым» видам как раз и принадлежит морская капуста. Бывает третичный и даже четвертичный эндосимбиоз4, короче говоря, водоросли – это зачастую матрешки из мембран проглоченных друг другом клеток, в наслоениях которых спрятана заветная бактерия-солнцеед. Известен только один пример первичного эндосимбиоза за пределами Archaeplastida. Это одинокая амеба Paulinella из совсем другой, скромной в эндосимбиотическом смысле ветви эукариот. Считаные миллионы лет назад она вступила в союз напрямую с цианобактерией, то есть повторила то, что когда-то на заре времен сделал предок всех современных растений5.
Царство растений стоит на фотосинтезе. Если среди бактерий это один из путей освоения окружающего мира, пусть и чрезвычайно важный, то растения изначально не знают ничего другого. Все, что отличает нас, животных, от растений, в конечном итоге сводится к тому, что они берут еду из света, воздуха и воды, а мы – из них.
Взять, например, клеточную стенку. Это еще одно принципиальное отличие растений от животных, но и оно в конечном итоге сводится к фотосинтезу: именно благодаря этому магическому дару растения могут себе позволить такую роскошь, как бронированные клетки.
У бактерий и архей стенка вокруг клетки почти всегда есть, но первые эукариоты от нее избавились. Они жили тем, что заглатывали бактериальных жертв, чтобы сжигать их в своих новомодных митохондриальных печах, а это удобнее делать без твердой стены, окружающей мембрану. Животные, потомки этих древних одноклеточных, так и продолжают жить без клеточной стенки. Растения же в ходе эволюционного процесса заново возвели вокруг своих клеток укрепления.
Клеточная стенка – это очень привлекательная идея с точки зрения ее защитных качеств. Толстые стенки между клетками означают, что растение сделано из кирпичей. Его грызут жуки, клюют вороны, топчут сапоги, а оно как стояло, так и стоит. У клеточной стенки есть только одна проблема: она мешает двигаться, особенно многоклеточному организму, в котором эти кирпичи еще и скреплены между собой бетоном. Сравните подвижность березы (растение с клеточной стенкой), подберезовика (гриб с клеточной стенкой) и зайца (животное без клеточной стенки). Животное сделано почти что из пены, мягких клеточных пузырей, которые гнутся, ползают и сокращаются во всех плоскостях. Куда ни ткни – у него что-нибудь лопается, отрывается или ломается, зато животное быстро бегает и больно кусает.
То есть в каком-то смысле мы, животные, ближе к древним эукариотическим традициям лихой жизни. Именно благодаря своей особой движущейся мембране эукариоты когда-то получили возможность пожирать другие клетки. Их потомки растения пошли по «зеленому пути» и отказались от хищничества и вообще всяких мирских зависимостей. Поэтому они и строят свое тело из укрепленных блоков, намертво припаянных друг к другу, – им ничего не нужно от мира, кроме места. Мы не умеем фотосинтезировать, поэтому нам нужно все время есть, искать еду и отбивать ее у других едоков. Для этого нам нужны рты, зубы и желудки. Для этого нам нужны ноги и кулаки. Для этого нам нужно движение, даже ценой фундаментальной физической уязвимости по сравнению с растениями.
Может показаться, что отношения между нашими двумя царствами в лучшем случае нахлебнические, в худшем – вассальные: без растений животных быть не может, а вот растения без животных вполне управятся. Принципиально так, наверное, и есть. Но, по крайней мере, своим текущим расцветом царство растений столь же обязано животным, сколь и те обязаны растениям.
Именно союзом с животными, прежде всего с насекомыми, объясняется могущество главной группы растений современности – цветковых. За счет цветковых образуется вся биомасса лиственных лесов и обеспечивается почти все производство калорий для человечества, в первую очередь в виде четырех сельскохозяйственных гигантов: пшеницы, риса, сои и кукурузы.
Почему вообще растения производят сладкие фрукты, пестрят яркими цветами и источают ароматы? Потому что вкус фруктов, окраска и запахи цветов привлекают животных. Точно так же, как глаза на спине кобры нацелены на мозг потенциального хищника, растительный мир испещрен приспособлениями, нацеленными на мозг потенциального опылителя или едока. Любой съедобный плод, любой красивый цветок, любой аромат нектара – это следствие эволюционных инвестиций царства растений в царство животных.
Зачем растениям нужны животные, если те живут исключительно за их счет? Зачем растениям вызывать ощущения сладости или красоты в мозге этих вечных дармоедов? Ответ все тот же: движение.
Если ты не умеешь двигаться, то у тебя есть по крайней мере одна экзистенциальная проблема: распространение. Яблоко от яблони, как известно, падает недалеко, и если это яблоко не подобрать, то из него вырастет яблоня, которая будет конкурировать со своим родителем за свет и воду. Продолжаться так бесконечно не может, потому что рано или поздно на злополучной кочке, усаженной пятью поколениями чахлых от тесноты яблонь, случится пожар и все эти яблони умрут.
Именно поэтому у яблони есть приспособление, позволяющее избежать такой участи: яблоко. Яблоко отличается тем, что его любят есть животные. Животные отличаются тем, что носятся туда-сюда, жрут что попало и переваривают абы как (это не грибы, которые разложат до молекул последнюю деревяшку). Поэтому животные с удовольствием надкусывают яблоки и разбрасывают объедки по лесу, а если и проглатывают сидящие в яблоках семена, то потом их оставляют под кустом вместе с замечательным удобрением. Проблема коммунальной кочки решена.
Похожая ситуация и с опылением, только там распространяются не семена (зародыши), а пыльца – микроскопические растения-мужчины, которым нужно найти микроскопическую самку где-нибудь в далеком пестике далекого цветка, чтобы тряхнуть с ней генами. Некоторые растения полагаются на ветер, в принципе позволяющий им распространяться на тысячи километров, но шансы у отдельной пылинки найти адресата при таком варианте мизерные. Несопоставимо эффективнее иметь подвижного курьера, который знает цвета и запахи цветков нужного вида и целенаправленно летает от одного к другому.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!