Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

Гремя огнем, сверкая блеском стали

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин

И Первый маршал в бой нас поведёт!

Лиза, подпевая, передвинулась, на скамье, ближе к технику товарища Воронова. Бойцы аплодировали, на экране бежали титры. Лиза откашлялась:

– Товарищ Грищенко, восемь вечера, а товарищ майор после обеда улетел… – от заката осталась только узкая полоска. Подул, неожиданно, холодный ветер. Лиза поежилась. Бросив окурок в песок, Грищенко растоптал папиросу подошвой сапога:

– Не беспокойтесь, товарищ младший воентехник, – он усмехнулся, – товарищ майор не первый день в воздухе. Когда надо, тогда и прибудет на аэродром… – Грищенко подозревал, что, кроме съемки, у майора имелось еще какое-то задание.

По экрану прыгали косые линии, проектор выключили. Фонари под крышей навеса, раскачивал ветер. Политрук, выйдя вперед, оправил гимнастерку:

– Поговорим о фильме, товарищи… – Лиза его не слышала. Она смотрела на яркие звезды пустыни. Девушка ждала рокота мотора истребителя. Она хотела увидеть, как майор вылезает из кабины, сдвинув шлем на потные, каштановые, выгоревшие на концах волосы. Он шел через поле, устало закуривая:

– Японцы, наверное, празднуют что-нибудь. Ни одного самолета в небе… – сжав длинные пальцы, Лиза попросила, сама не зная кого: «Пожалуйста. Пусть он только вернется. Пожалуйста».

Джинджин-Сумэ

Навязчиво пахло чем-то медицинским, госпитальным. Голова отчаянно болела. Степан попытался поднять веки, сдержав стон. Затылок сразу разломило. Он, невольно, усмехнулся:

– Похоже на утро, на гауптвахте, в Москве. Тогда мне еще пить хотелось… – он облизал губы. Задание было несложным, аэрофотосъемку позиций они делали часто. В воздухе, как и на земле, царило затишье. Существовала вероятность наткнуться на японский патруль, но Степан махнул рукой:

– Я и на И-153 от них уйду. Не буду ввязываться в бой.

Он не стал брать усовершенствованный чато, а полетел на старом, поршневом истребителе. В июне, во время воздушных боев, они поняли, что машины никуда не годятся. У японцев были отличные, новые самолеты, Накадзима Ki-27. Степан лично сбил шесть истребителей противника, хорошо изучив материальную часть. Пленные японские летчики, на допросах, говорили, что машины поступили в армию весной, перед началом военных действий.

Накадзима был легче и маневренней И-153. Он превышал советский истребитель по скорости. Степан опробовал японца. Майор получил машину, ненадолго, после вынужденной посадки аса, Такэо Фукуды. Самолет отправили в тыл, но Степан помнил технические характеристики. Накадзима опережал И-153 в скорости, примерно на пятьдесят километров, но в бою даже преимущество в пять километров могло решить многое.

Степан принюхался. Он помнил, как пахнет в советских госпиталях. Здесь, кроме стойкого духа растворов для дезинфекции, витало еще что-то. Он устало сказал себе:

– Я в Тамцаг-Булаке. Я, в конце концов, сажал самолет на нашу территорию. Но я встретил Накадзиму, и не одного… – японец появился на горизонте, когда Степан, закончив съемку, летел на запад, к аэродрому.

День, действительно, оказался тихим. Он стартовал после обеда. За три часа в воздухе Степан не увидел, ни одного, самолета. Понтонный мост на Халхин-Голе пока не восстановили. Японцы копошились на восточном берегу реки. Степан заметил полоску машин, идущую дальше на восток, к Джинджин-Сумэ. Они знали, что в поселке размещался штаб японской группировки. Туда он залетать не собирался.

Накадзима повис у него на хвосте, Степан выжимал все, что мог, из И-153. Он почти ушел, пробив крыло японцу.

– Но выскочил второй самолет… – такие машины Степан видел только на фото, у комкора Смушкевича. На них летали испанские националисты и легион «Кондор», на гражданской войне. Хвалить зарубежную технику было, не принято, но на заседании у Смушкевича собрались свои, летчики. Политруков на подобные встречи не приглашали. В Испании немецкую машину называли «Бруно». Ребята говорили, что он превосходит курносого в скорости горизонтального полета, и в пикировании. Смушкевич заметил:

– И-15, все равно, лучше маневрирует, на низких высотах, на бреющем полете… – выпустив дым, он замолчал. Все летчики помнили слова немецкого аса, Иммельмана: «Я безоружен, пока я ниже». На бреющем полете можно было попытаться уйти от погони, но сражаться из такого положения не получалось. Находящаяся выше в небе машина, всегда имела преимущество.

Степан хорошо все понял, стараясь оторваться от «Бруно».

– То есть не «Бруно»… – пробормотал Воронов, не открывая глаз, – а похожий самолет. Мы даже не знали, что они есть у японцев. Теперь узнали… – летавшие в Испании ребята были знакомы с немецкими истребителями. Машины часто попадали им в руки. Самолет, преследовавший майора Воронова, был новой модификацией. Мессершмит обгонял И-153, словно заяц черепаху. Степан, вспомнил бой:

– Чато он тоже обгонит. Ребята говорили, что мессершмиты, в горизонтальном полете, значительно быстрее, – Степан задумался:

– Кажется, километров на двести. Бесполезно было даже начинать отрыв… – он заметил, что правая рука перевязана:

– Пуля в плече… – подвигав рукой, Степан охнул, – меня ранили… – кровь брызнула на плексиглас кабины. Он посадил И-153 левой рукой, на одно шасси. Второго не осталось, его расстрелял мессершмит. Воронов летел над монгольской территорией. Майор надеялся, что японцы не станут рисковать, и приземляться вслед за ним. У Степана имелся командирский пистолет ТТ, без оружия вылеты запрещались. Майор Воронов неплохо стрелял:

– Кажется, японца из Накадзимы я ранил… – опять повеяло странным, смутно знакомым запахом, – но второй меня догнал, ударил по голове. Больше я ничего не помню… – Степан сказал себе:

– Я в Тамцаг-Булаке. Ребята забеспокоились, что я не возвращаюсь, полетели меня искать, и нашли. И-153 стоит на нашей территории. Машину я не потерял… – он, облегченно, выдохнул. Степан поморщился. Грудь болела.

– Ребра, что ли, треснули… – попытавшись пошевелиться, он понял, что привязан к койке. Степан успокоил себя:

– Мера предосторожности. А если у меня позвоночник сломан? Но я бежал, я помню. Я бы не смог, с переломом… – он почувствовал что-то тяжелое, на запястьях. Майор, наконец, узнал запах.

– Соевый соус… – он вспомнил ужин с летчиками, у Смушкевича, – на столе была японская еда, трофейная.

– Я еще на Хасане его видел… – майор заставил себя открыть глаза.

Это оказался не Тамцаг-Булак.

По деревянным стенам были развешаны плакаты с иероглифами. В плотно закрытой двери палаты прорезали маленькое окно с решеткой. На улице ревели танковые моторы, кто-то кричал по-японски. На запястьях Степан обнаружил наручники:

– Они вызвали подкрепление. В Накадзиме и «Бруно», только один член экипажа. Или они меня на машине сюда привезли, через линию фронта… – майора Воронова, действительно, переправили через фронт на грузовике монгольской кооперации.