Царица Евдокия - Вячеслав Козляков

Вашего величества нижайший раб Григорей Скорняков Писарев.

Ис Суздаля февраля 14-го лета 1718 году».

Царицу Евдокию приезд сыщика Скорнякова-Писарева ошеломил, опрокинул и уничтожил. Теперь она сама должна была увидеть, сколь тщетны были надежды и мольба, которые утешали ее долгие годы. Все поездки на богомолье, истовые моления перед чудотворными иконами были напрасными. Молитвы не были приняты, все знаки, видения и откровения оказались самообманом. Было отчего прийти в отчаяние. Дальше царица Евдокия и думать не могла о возвращении во дворец, сколько бы она об этом ни мечтала. Царь Петр желал только одного — расправы с ней. А мстить он умел, об этом сама царица Евдокия говорила, вспоминая участь стрельцов: «…государь-де за свою мать знаете, что стрельцам сделал!» Но чем могла быть вызвана месть Петра своей бывшей царице, виноватой только в том, что она когда-то была его женой?!

Перебирая все, чем могла она прогневить царя, царица Евдокия спешила раскаяться, прежде всего в том, что отказалась от монашеского пострига. Отъезд под охраной солдат Скорнякова-Писарева из Суздальского Покровского монастыря 14 февраля 1718 года еще больше испугал ее. Даже следователь забеспокоился о ее состоянии, так как она беспрерывно плакала и находилась в отчаянии. Тогда Скорняков-Писарев убедил бывшую царицу уже в дороге написать и отослать царю свое покаянное письмо. 15 февраля царица написала царю Петру признание (сама или под диктовку капитан-поручика) об оставленном монашестве:

«Всемилостивейший государь! В прошлых годех, а в котором не упомнню, при бытности Семена Языкова, по обещанию своему пострижена я была в Суздольском Покровском моностыре в старицы и наречено мне было имя Елена и после пострижении во иноческом платье ходила с полгада и не восхотя быти инокою, оставя монашество, и скинув платье, жила в том моностыре скрытно, под видом иночества, мирянкою. И то мое скрытие объявилось чрез Григорья Писарева. И ныне я, надеяся на человеколюбные Вашего величества щедроты, приподая к ногам вашим, прошю милосердия, того моего преступления о прощении, чтоб мне безгодною смертью не умереть. А я обещаюся по прежнему быти инокою и пребыть во иночестве до смерти своей, и буду Бога молить за тебя государя.

Вашаго величества нижайшая раба, бывшая жена Ваша Авдотья.

Февраля 15-го 718»[35].

Как показывает это покаянное письмо (подписанное все-таки мирским именем Авдотья, а не иноческим — старица Елена), свой главный грех царица видела в том, что нарушила обещание уйти в монастырь. Все это еще можно было поправить, о чем она просила царя и бывшего мужа. Однако Авдотье Лопухиной готовились более серьезные обвинения, чем те, в которых она признавалась. На жертвеннике Благовещенской церкви Покровского монастыря (в том самом надвратном храме рядом с царицыными кельями) Григорий Скорняков-Писарев нашел некую «таблицу», где царица Евдокия поминалась за здравие. Наблюдательность и здесь не подвела сыщика, потом по поводу этой таблицы тоже будет много допросов. Слишком удобный аргумент в доказательствах вины: ведь становилось очевидно, что царица Евдокия и суздальские священники, молившиеся о ней не как об инокине, а как о царице, тем самым не признавали новый брак царя Петра и царицы Екатерины I. От этого недалеко было уже до нужных следователям признаний в том, что они стремились к воцарению царевича Алексея Петровича.

До приезда в Москву и начала расспросов в Преображенском царица Евдокия могла и не подозревать обо всех обвинениях, собранных Скорняковым-Писаревым. Первый этап следствия в Суздале с 10 по 14 февраля 1718 года завершился для следователя-преображенца вполне удачно. Он нашел бумаги царицы Евдокии, доказывавшие ее участие в делах сына времени его побега за границу. Все, что изобличало интерес матери к судьбе сына, и становилось главным обвинением, как бы ни отторгал здравый смысл такого хода мыслей. Но у Скорнякова-Писарева была своя задача, ради нее он и приезжал в Суздаль. И он нашел не только косвенные свидетельства, вроде «пометы» о монастырском постриге или поминаниях Евдокии царицей на службах в Покровском монастыре. В царицыных бумагах обнаружились также письма другого важного подозреваемого — стряпчего Покровского монастыря Михаила Воронина. Ему приходилось быть «связным», передававшим вести о царевиче Алексее от Авраама Лопухина к сестре-царице в Суздаль. Он, в частности, известил царицу Евдокию о возвращении царевича Алексея в Россию. Да и говорливые монастырские старицы (особенно казначея Маремьяна, ревновавшая к успеху царицыной наперсницы Каптелины), тоже привезенные в Преображенское, сразу много чего выложили про жизнь «мирянкою» царицы Евдокии. Они рассказали о давних встречах царицы с майором Степаном Глебовым. Нетрудно представить реакцию царя Петра на доклад о таком повороте событий: «измена» жены, хотя и бывшей, должна была вызвать особый царский гнев. Майора Глебова и прежнего спасо-евфимиевского архимандрита Досифея (к этому времени уже ростовского епископа) сразу же привлекли к розыску.

19 февраля на двор к майору Глебову отправили капитана лейб-гвардии Льва Васильевича Измайлова «для взятья и писем какие у него ни сыщутца». Измайлов быстро исполнил приказ и привез на Генеральный двор в Преображенском арестованного и взятую у него «скрину» (ящик или ларь) с письмами. В тот же день майор Глебов «роспрашиван в застенке и с виски и с розыску сказал с бывшею де царицею, что старица Елена, блудно он жил год тому ныне, уже года с два, а познался де он с нею, как был он у набору, чрез вышеписанную старицу Каптелину, и подарки к ней посылал чрез духовника. И писма от ней к нему были и он к ней писывал чрез ее служебников…». По словам следователя, «дано ему 3 удара». Уже 20 февраля Степан Глебов написал подробное собственноручное признание о том, что «сшелся в любовь» с бывшею царицей старицей Еленой и «жил с нею блудно». Вспомнил и рассказал детали их первой встречи, какие подарки дарил — соболей, песцов и другие меха, красивую шелковую немецкую ткань — «байбарек», кто его приводил в келью царицы Евдокии, в конце даже приписал про произошедший между ними обмен перстнями с «яхонтом лазоревым».

21 февраля на Генеральном дворе состоялась очная ставка царицы Евдокии с ее бывшим любовником. Так страстно она желала его видеть когда-то, столько писем написала (как оказалось, Степан Глебов сохранил их), и вот эта встреча на глазах у палачей. Скрывать что-то после признания, сделанного Глебовым, было невозможно. Царица Евдокия вынуждена была подтвердить все «изустно» перед царем и подписать показания на очной ставке. В них она впервые назвала себя старицей Еленой, крупными буквами выводя приговор себе и майору Глебову:

«Февраля в 21 день. Я, бывшая царица, старица Елена, привожена на Генералной двор и Стебаном Глебовым на очной сказала, что я с ним блудно жила в то время, как он был у рекрутного набору. И в том я виновата. Писала своею рукою я Елена».