Француженки не верят джентльменам - Лора Флоранд

Ой, у стали может быть очень острый край. Но, по крайней мере…

– Вы знаете, что Розу сделал Габриэль? – спросила Джоли.

– Каждый шеф-повар знает это. Вы просто дурачите читателей. И еще тех chefs cuisiniers, которые настолько поглощены собой, что искренне верят, будто они авторы всего, что выходит из их кухонь.

– Значит, если Габриэль поместит Розу в собственную кулинарную книгу, никто не подумает, что он ее скопировал?

– Едва ли, – подтвердил Даниэль. – Все уважали бы его за то, что он заявил права на собственный десерт. – Даниэль взглянул на часы в скромном, но элегантном титановом корпусе, которые отлично подходили к его сильному запястью, и поглядел вокруг. Позади них на лестнице почувствовалось движение. Джоли автоматически отошла, чтобы освободить дорогу официантам, но вместо них подошла женщина со светлым, как солома, конским хвостиком. Она коснулась рукой спины Даниэля.

Он повернулся и взглянул на нее. Его улыбка изменилась – уменьшилась, но эмоций в ней стало еще больше. Появилось нечто сильное, но обузданное, и Джоли была потрясена этим. Ничего себе, это же… Быть такой любимой – на что это может быть похоже?

Она взглянула на женщину, когда Даниэль представил ее как свою жену. Лея Лорье обладала исключительной красотой, которой не соответствовали ни небрежно завязанный конский хвостик, ни отсутствие косметики, ни высокие скулы, ни костлявые запястья и длинные испачканные краской пальцы. Она была похожа на супермодель, чье угловатое тело казалось неуклюжим во время передышки и становилось ошеломляюще красивым, когда начинались съемки. Только Лее не была нужна фотокамера. Как только она встретилась глазами с Даниэлем, лицо ее осветилось, и эта щедрая лучистость придала сияние ее красоте, которое было бы невозможно подделать никакими уловками фотографа или осветителя.

И в Даниэле все смягчилось и, казалось, расслабилось. Он подвел их к накрытому столику и, помогая сесть, отодвинул стул сначала для Джоли, а затем для жены.

Джоли заметила, что Лея тоже следит за всем, что происходит в ресторане. Даниэль сочувствующе улыбнулся, встретившись взглядом с женой после того, как она закончила проверять, нравятся ли посетителям за соседним столиком блюда, которые официант только что поставил перед ними.

– Нам необязательно есть тут, – обратился к жене Даниэль. – Возможно, было бы лучше пойти в соседний ресторан. У тебя вроде бы есть пара кузенов в Sainte-Mére, у которых не так уж плохо.

Лея иронично улыбнулась мужу, показывая всем видом, что вернулась к своим собеседникам.

– Итак, мадемуазель Манон берет у меня интервью о моем решении назначить главного повара, – начал Даниэль, поднимая брови, будто приглашая жену высказать свое мнение.

– Что ты уже успел ей рассказать? – спросила Лея вместо этого.

У него опять появилась сдержанная, но в то же время неимоверная улыбка, – та, в которой было так много теплоты.

– До сих пор мы говорили о Габриэле Деланже.

Она засмеялась с явным удовольствием.

– Габ замечательный. Думаю, вам никогда бы не удалось поделить ресторан между собой. Ему хотелось контролировать все, но ресторан был твоим, и ты должен был им управлять. И Даниэлю действительно удалось переломить ситуацию в первый же год. – Она очень тепло взглянула Джоли в глаза. – Что вы думаете о Габриэле?

Джоли опустила глаза, покраснела и сама удивилась этому. Надо же, предательские щеки.

Лея же выпрямилась с радостным видом. Потом поймала быстрый взгляд мужа, опять взглянула на Джоли и больше ничего не сказала.

– Вернемся к решению о назначении главного повара, – твердо сказала Джоли. – Как вам удалось достичь той точки, когда вы немного отстранились, оставив ежедневный контроль в руках другого повара?

Подошел официант. Джоли сделала паузу, чтобы хоть немного насладиться роскошной возможностью выбора блюд, и когда наконец выбрала и подняла взгляд, то увидела, что рука Леи лежит на руке Даниэля, а он наблюдает за Джоли с легкой удовлетворенной улыбкой. Она была довольна, что позволила проявиться своему восхищению, когда изучала меню.

Она дождалась, когда отойдет официант, и повторила вопрос о выборе главного повара. Когда берешь интервью, надо проявлять настойчивость.

– Мне не надо было больше ничего никому доказывать, – медленно сказал Даниэль. – Все уже давно доказано на кухне.

Он взял Лею за руку, не глядя на нее. Его сильный большой палец погладил жилки ее руки, на ощупь нашел пятно засохшей краски и мягко потер его.

Джоли позволила паузе затянуться, чтобы дать Даниэлю возможность рассказать что-нибудь еще.

– Я хотел получить шанс чаще бывать со своей женой, – все еще тихо и осторожно сказал Даниэль. – И с самим собой. Я подумал, что, возможно, не должен выкладывать на тарелки всего себя по крупицам, чтобы кто-то их съел. Возможно, будет достаточно, если они время от времени будут лишь понемногу откусывать. Когда достигаешь этой точки, наступает пора передать другому повару часть своей работы.

– Тому, кто хочет дать съесть себя живьем? – тревожно пробормотала Джоли. В ее голове пронеслись образы отца и Габриэля. Энтузиазм Габриэля. Мрачная депрессия отца, как будто его проглотили целиком, а потом выплюнули.

– Да, – уверенно сказал Даниэль. Лея сплела свои пальцы с его пальцами и сжала его руку.

– А что чувствовали вы? – спросила ее Джоли.

Лея долго молчала, и ее сияние становилось слабее, но не из-за чего-то плохого, а так, будто лучи солнца мягко рассеивались в облаке.

– Большое счастье, – наконец мягко сказала она. И затем, через секунду, которой Джоли опять позволила тянуться: – Знаете, так хорошо, когда у тебя есть время, чтобы быть чем-то еще. Вы же понимаете? Ведь вашим отцом был Пьер Манон.

Джоли попыталась скрыть глубокую печаль, которая охватывала ее всякий раз, когда кто-нибудь упоминал ее отца в прошедшем времени. Будто либо его вообще не было в живых, либо в лучшем случае он больше не имел права называть себя собственным именем. Неудивительно, что и у отца было похожее ощущение – будто все у него уже в прошлом.

Впрочем… Разве он сам хотя бы отчасти не был виноват в том, что у людей возникло такое отношение к нему? Он сам считал потерю звезды собственной смертью. А ведь мог бы вернуться к борьбе и показать всем, что еще жив.

Джоли подняла руку и потерла шею.

– Вам ли не знать, как должность главного повара вытесняет из жизни все остальное, – сказала Лея.

– И всех остальных. – Джоли была вынуждена согласиться. Надо же, куда свернул разговор, а ведь предполагалось, что это интервью будет не о ней. – Жену, детей, друзей, себя самого.

Лея вышла замуж в восемнадцать, в момент ужасного кризиса – внезапная смерть ее легендарного отца, два младших брата, которых нужно воспитывать, и всемирно известный трехзвездный ресторан. Все это легло на ее плечи. Поэтому Джоли не могла винить ее за то, что она попала в водоворот, когда вышла замуж за того, кого прекрасно понимала, – за шеф-повара, который в этот водоворот уже был затянут.