Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

Весь стол шумно вздыхает, услыхав о таком беспрецедентном наказании. Беспримерная жестокость, но как я могу протестовать?

— Попробуй от моего, Кэлли, — шепчет Тревис.

— Не смейте с ней делиться, — немедленно вмешивается мама.

Сую руки в карманы. Ламар преувеличенно громко причмокивает и, наконец, объявляет:

— В жизни такой вкуснятины не ел.

Выходка в его духе.

Я догнала Тревиса и Сэма Хьюстона на лестнице. Старший брат и младший брат, отлично.

— Сэм, — спросила я, понизив голос, — когда папа вернулся из Галвестона и подарил нам всем денег, сколько он дал тебе?

— Десять долларов золотом, а почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно. А тебе, Тревис, сколько? Пять?

Младший братишка удивился. Его ответ ранил меня в самое сердце.

— Нет, тоже десять, но папа просил не болтать об этом. Он всем дал по десять.

— Всем по десять, — тупо повторила я.

Десять долларов старшим братьям, десять долларов младшим. Но не мне. Я оттолкнула мальчишек и убежала в свою комнату. Рухнула на матрас и залилась горькими слезами. Я оплакивала свою загубленную жизнь. За что мне такая несправедливость? Почему я обречена на неудачи? Еще поплакала над своим будущим. Над разбитыми надеждами, не успевшими расцвести, — а годы-то идут. Все от меня чего-то требуют, все подавляют.

Вечером явилась Агги. Не обращая на меня внимания, она зажгла лампу и переоделась в ночную рубашку. Расчесалась и заплела косу, продолжая меня игнорировать.

— Перестань плакать, — сказала она внезапно.

Выудила носовой платок из комода, в котором когда-то пряталась змея, и сунула мне.

— Я больше не злюсь на тебя. Давай, раздевайся, я гашу свет.

Но я не могла остановиться. И не могла объяснить, что наша драка давно забыта. Оказывается, меня совершенно не ценят в собственной семье. Несправедливость — вот что заставляло меня плакать.

Уныло тянулись недели, приближался День благодарения, хотя за что мне быть благодарной? В этом году наступила моя очередь присматривать за индейками. Мы обычно откармливали трех — одна для семьи, одна для прислуги, одна для бедняков, что живут на окраине города. В прошлом году этим занимался Тревис. Конечно, он подружился с индейками и даже дал им имена: Реджи, Том Турка и Лавиния. Зря он это, все ведь знают, чем дело кончится, так что я отговорила Тревиса помогать мне в индюшачьем загоне. Кстати, это было нетрудно. Брат хорошо выучил — нельзя привязываться к тому, кто обречен кончить жизнь на обеденном столе.

Я назвала своих индюшек Мелкий, Средний и Большой. Простая классификация, ничего личного (вообще-то им бы больше подошли имена Тупой, Глупый и Дурак). Я их кормила-поила два раза в день, но сердцем оставалась холодна и безучастна.

Вопрос для Дневника: зачем индюку бородка? Только для украшения (ничего себе украшение)? Или она помогает контролировать температуру? Или что? Я видела зеленых анолисов, Anolis carolinensis — эти ящерки живут среди лилий, посаженных вдоль подъездной дорожки. Они то раздувают свои розовые горловые мешки, то выпускают воздух, чтобы привлечь самок и отпугнуть самцов. Но выросты у индюков на шее необыкновенно уродливы, сомневаюсь, что даже индюшкам они нравятся.

За два дня до праздника меня подрядили печь яблочные пироги. Агги торжественно вызвалась приготовить свой особый пирог с пьяными персиками и ежевикой из компота. Накануне пира нас выгнали из кухни, чтобы не мешать Виоле и Сан-Хуане. Приготовления были чудовищные, даже мама, засучив рукава и убрав волосы под косынку, не осталась в стороне. Время от времени она подкрепляла силы порошком от головной боли или ложечкой микстуры Лидии Пинхем и казалась усталой, но довольной.

— Побереги себя, дорогая, не перенапрягайся, — волновался папа, помня о мамином слабом здоровье.

Наступил День благодарения. Завтрак был скудный — впереди ждала обильная трапеза. Поэтому к обеду я уже умирала от голода, но кухня, полная восхитительных запахов, была недоступна. Из-за двери вырывались клубы пара да доносилось бряканье посуды. Все-таки (была не была) я собралась с духом и сунулась в кухню. Виола жонглирует горшками и сковородками. Каждое движение точно выверено, просто чудо какое-то. Я не завидую ее талантам, но отдаю ей должное. Нижняя губа у Виолы выпячена от табака, который она всегда жует в подобных тяжелых обстоятельствах — это придает ей задиристый вид, даже смотреть страшно.

— Виола, — шепчу я самым кротким голоском, — можно мне…

— Вон!

— Но я голод…

— Пошла вон!

Очень грубо, но я не могу ее осуждать. Утешаюсь черствым миндальным печеньем, припрятанным как раз на такой случай — сомнительное утешение, когда по дому витают такие соблазнительные запахи.

В два часа мы отправились умываться, в три мама поднялась в спальню, чтобы надеть темно-синее вечернее платье и сверкающие гагатовые бусы. В четыре часа прибыл наш почетный гость, доктор Прицкер. Мы с Агги как раз ставили на стол лучший фарфор и лучший хрусталь (а это всегда риск, если по дому носятся шестеро мальчишек).

В ожидании ужина доктор Прицкер, дедушка и папа затеяли оживленную дискуссию о распространении в долине реки Рио-Гранде клещевой лихорадки, которая, наряду с ящуром и другими болезнями скота, причиняет ущерб экономике Техаса.

Я подслушала краешек их разговора и была горда дедушкиными знаниями в области микробиологии. И доктор Прицкер слушал дедушку с явным почтением. Они обсуждали, чем лучше обрабатывать крупный рогатый скот — раствором мышьяка, табака или серы.

— Я слышал, что с клещами боролись с помощью электричества, — заявил доктор Прицкер. — Один из студентов Техасского сельскохозяйственного колледжа загнал коров в чаны с раствором и подключил ток.

Дедушка всегда интересовался новыми методами, поэтому отреагировал с энтузиазмом:

— Захватывающая идея! И какие результаты?

— К сожалению, все коровы погибли на месте. А клещи остались невредимы и уплыли искать другое стадо.

— Потрясающе! — отозвался дедушка. — Думаю, необходимо изменить величину электрического заряда.

Мама, краем уха услышав эти увлекательные новости, вздрогнула и, делано улыбаясь, спросила Агги, что слышно от родителей. Мама очень старалась подражать салонам в Остине; клещевая лихорадка — это не та тема, которую позволительно затрагивать в светской беседе.

И вот, наконец, пять часов. Виола ударила в гонг у подножья лестницы, мы заняли свои места за столом. Я надеялась сесть рядом с доктором Прицкером, но его усадили между Тревисом и Агги. Неужели только я заметила на ее лице легкую тень неудовольствия?