Напряжение на высоте - Владимир Ильин

Я молча отодвинулся в сторону и широким жестом предложил ей осмотреть комнату самостоятельно.

Ника посмотрела на меня длинным взглядом, полным недоверия и подозрения. Затем неохотно присмотрелась к комнате. И сделала шаг внутрь.

Обошла кресла, заглянув за них. Подошла к окну и раздернула шторы, посмотрев по углам. Коснулась ручки тяжелого шкафа и потянула на себя, обнаружив там только пустые вешалки.

— Еще под кроватью посмотри, — дружелюбно подсказал я, оставаясь возле выхода.

Ника направилась к постели. Встала возле, опустив руки. Затем села на нее, сгорбившись и спрятав лицо ладонями.

— Я веду себя отвратительно, да? — с горечью произнесла она.

Закрыв то, что осталось от двери, я не торопясь подошел к невесте и присел рядом с ней.

— Эмоционально, — ответил я без укора, с легкой толикой сочувствия. — Это пройдет.

— Что пройдет? — Глухо спросили из под ладоней. — Она — принцесса. Я — никто. Она пришла — мне уходить. Я не хочу.

— Вот эти рассуждения пройдут. — Осторожно приобнял я ее плечи и позволил прижаться к себе. — Никуда тебе не надо уходить. Считать себя ниже тоже не надо.

— Ты ничего не понимаешь, — попыталась невеста отодвинуться. — Она — по сравнению со мной… — Горьким тоном начала было Ника.

— Бедная, несчастная девушка. — С искренним сочувствием прервал я. — Которую обманули, обвели вокруг пальца и оставили ни с чем. И которой мы нужны в стократ больше, чем она — нам.

Атмосфера недоумения после этих слов была в два раза плотнее, чем обычно.

— Но… — Затянула Ника, сбившись и не зная, с чего начать. — А как же конец мира?

— Он будет через год. А может, его не будет. — Пожал плечами. — Есть категория людей, которая даже в самый последний миг будет думать, как урвать побольше себе. Ведь мир обязательно спасут для хороших людей, но мерзавцы тоже уцелеют. Они на это и рассчитывают.

— Я не понимаю. Она пришла добровольно. Она была довольна!

— Допускаю, что решение принималось на самом верху. Никого другого Елизавета слушать бы не стала. Но между приказом и принцессой так много безымянных исполнителей, которые все готовят… Ай, не щипайся!

— Самойлов! — Недовольно произнесла Ника. — Детали!

И правую ногу согласно пнули из-под кровати.

— Какие еще детали? — Раздраженно сдвинул я ногу. — Еще вчера принцесса Елизавета правила центром Москвы! Ты представляешь себе этот куш? Представляешь себе амбиции и Силу девушки, которой дали такой богатый и важный объект?

— Возможно, она рассчитывала приобрести что-то более ценное.

— С паспортом Юсуповых, распечатанным на гербовом бланке Империи? Без традиции сватовства и свадьбы? Вообще без какого бы то ни было приданного? Да ее вещи демонстративно вышвырнут за порог у Юсуповых, захоти она там появиться! В дворцах княжества слишком много гордости!

— Я, между прочим, тоже без приданного.

— Твое приданное — три моих спасенных жизни. — Отмахнулся я. — Думай о другом. Как только ее вышвырнут, она явится к отцу или деду. Те прижмут ее к груди, посочувствуют. Потом окажется, что центр Москвы уже под кем-то другим из сыновей или внуков. Окажется, что Елизавета нелюбимая, вторая супруга, со скандалом выгнанная из дома.

— У нее есть шанс быть первой и единственной. — Понурилась Ника.

— Слушай и не перебивай. Принцессе дадут небольшой город на кормление, потому что большое и важное дело отдавать такой уже нельзя. И оставят боевым резервом в семье, не желая отдавать такую силу никому из князей. Юсуповых загонят в немилость — теперь есть за что. Душить они умеют. Условием примирения станет контроль надо мной.

— Родители никогда не сделают такое с дочерью!

— Они — нет. — Вздохнул я. — Я же говорю — кто-то еще, способный вмешаться в процесс подготовки. Способный всучить свитскому конверт с паспортом. Способный замять и заговорить ситуацию с приданным. Допускаю, что он достаточно хитер, чтобы не занять центр Москвы самостоятельно. Но будь уверена, он стребует за это назначение немалую сумму.

— Император будет в бешенстве.

— Императора устроит исход. — Пожал я плечами. — Свое он получит. Единственная пострадавшая — это Елизавета.

— Если развод не планировался изначально, — задумчиво произнесла Ника.

— Может, планировался, — равнодушно подтвердил я. — Но для того, чтобы уйти красиво, следовало приходить красиво и с уважением. Чтобы в дворцах Юсуповых обливались слезами, отсчитывая ей золото тоннами, когда придет время возвращать приданное. Чтобы князь лично звонил императору, уговаривая унять рассорившихся молодых и намекая на совместные проекты, которые обернутся пеплом — но заденет только княжество. А Император соглашался и ставил непосильные условия, чтобы орали уже на меня, бестолкового и неспособного удержать красавицу с могущественной родней. Принцессе достался бы богатый город, дабы подчеркнуть ничтожность Юсуповых, мне — смерть.

Ника вздрогнула от последней фразы и со страхом взглянула мне в лицо.

— Живой первый муж — это пошлость и нарушение канонов. Прошлое холостых принцесс должно регулярно умирать.

— Тогда кто станет спасать мир?

— Думаешь, Император позволит это сделать кому-то, кроме себя? — Вопросительно поднял я бровь. — Ее прислали не для того, чтобы помогать. Это весьма очаровательный надзиратель.

— Значит, понравилась она тебе. — поджала губы Ника, услышав совсем не то. — То-то ты так бежал с ней сюда. Неужели успели? — Вновь с подозрением оглядела она покои.

— Ох, — поднял я голову и закатил глаза. — Даже будь она здесь, ничего бы не было. Признаюсь, я планировал ее сюда привести и спровоцировать на развод. Мне было нужно, чтобы она сбежала и пришла к деду до позора с Юсуповыми. Тогда она вернулась бы вновь, но уже не надзирать, а договариваться. Она умная.

— И как, прости, ты собрался ее провоцировать? — Как-то слишком добро похлопала Ника глазами.

— Мы не дети, ты прекрасно знаешь, как. — Позволил я себе раздражение. — Уверяю, я знаю, что надо делать, чтобы она сама сбежала.

— Или размазала тебя тонким слоем!

— Во-первых, я живучий. Во-вторых, есть методы, за которые нельзя убивать. Но после которых девушка с ее воспитанием сбежит непременно. — Уверенно поведал я.

— Внимательно слушаю. — Сложила Ника руки на груди.

— Ника…

— Нет-нет, говори. Может, подскажу чего.

— Да любая благородная леди сбежит, когда ее руки свяжут у запястий, грубо стянут со спинкой дивана и станут бесцеремонно ласкать тело, наговаривая в ушко разные непристойности…

Только Ника отчего-то мрачно и отрицательно качала головой.

— Что? — Возмутился я. — Секунд тридцать — и в коридоре!