Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

— И что теперь? — Эдгар сам понял, как глупо это прозвучало. Но брат не стал смеяться.

— Теперь будет война.

Рамон сел напротив, пригубил из кубка.

— Герцог решил встретить их в поле, чтобы не допустить осады.

— Ты считаешь, это правильно?

Эдгар полагал себя начитанным и знал немало о сражениях прошлого. Но одно дело — читать, другое — решать самому.

— Признаться, я плохой полководец, два десятка рыцарей, моих вассалов — пожалуй, предел возможностей. Поэтому — не знаю.

— Сюзерен всегда прав, даже если он ошибается, — пробормотал Эдгар.

— Да. Ибо сознание того, что твой господин ошибся, а ты был прав, не спасет никого. Поэтому лучше бы ему оказаться правым, а нам — молиться, чтобы так и случилось.

— А если нет?

Рамон пожал плечами.

— Многие готовятся спешно отправлять семьи назад, если что. Приказать тебе я не могу… могу попросить. Если вместо нас вернутся дурные вести — найди место на корабле, сколько бы оно ни стоило. Деньги у тебя должны оставаться… впрочем, я оставлю: когда отсюда побегут, место на корабле станет золотым. Я попросил Амикама, чтобы, когда будут убираться, помогли и тебе, но сам понимаешь, прежде всего он будет заботиться о своей семье.

— Ты забыл только одно — спросить меня.

— А что я сейчас делаю?

Эдгар вздохнул. Бесполезно. Значит, нужно спросить о другом.

— Кто-то из священников идет с армией?

— Конечно.

— Тогда я с ними.

Рамон поставил кубок, смерил взглядом собеседника.

— Любопытство — не лучшее качество.

— Пошел ты… — Был бы на месте брата кто-то другой, Эдгар бы ударил — и плевать на последствия. — Я мужчина. И я не буду отсиживаться за стенами и ждать, спасут мою шкуру или надо будет уносить ноги.

Руки тряслись, и кубок пришлось поставить, чтобы не расплескать. Да и очень хотелось запустить им со всей дури в ближайшую стену, чтобы грохнуло как следует.

— Ты разделишь судьбу господина, прав он или нет, — потому что клялся ему в верности. Ты не можешь выбрать. Я — могу. И я выбираю судьбу тех, кто пытается защитить меня, уж прости за то, как это звучит. Кроме меча есть еще слово. И души, нуждающиеся в молитве и утешении. Впрочем… думаю на крайний случай меч у тебя найдется. Пока я не рукоположен, Господь простит.

— Дурак.

— Какой уж уродился. — Эдгар подумал, что если бы взгляды в самом деле могли метать молнии, дом бы уже пылал.

— Спроси у отца Сигирика, — сдался наконец Рамон. — Он идет со своими. Меч найдется.

Отец Сигирик не возражал, и на следующее утро Эдгар вместе со священниками стоял на холме у герцогского шатра. У подножья разворачивалась армия, ржали кони, трепетали стяги. А по другую сторону поля выстраивались враги. Наверное, там тоже подходили к священникам (волхвам — поправил себя Эдгар) — просили благословения перед боем. Неподалеку Сигирик разговаривал с преклонившим колени рыцарем — тихо, как и полагается на исповеди. Лицо воина казалось знакомым, но герб на котте ни о чем не говорил — а может быть, просто Эдгар не мог вспомнить. Люди шли, один за другим, рыцари и простолюдины, а сам Эдгар никак не мог понять, что он здесь делает. Ну да, сам напросился — но зачем? Исповедать и причастить он не мог, пока не принял сан, помочь на службе — для этого есть мальчики. Поговорить? О чем он, отродясь не противоборствовавший ничему опаснее пера, мог говорить с теми, кто вскоре с оружием будет защищать оставшийся где-то позади город и этот холм со стягом герцога. И самого Эдгара.

Сигирик отпустил рыцаря, подошел ближе.

— Не волнуйся, сыне. К чему бояться тех, кто может убить тело, но не способен погубить душу?

— Я не волнуюсь. Просто… — Эдгар коснулся левой рукой меча, это успокаивало. Перевел взгляд на священника — тот, как и полагалось его сану, был без оружия.

— Это хорошо, что «просто». Господь не оставит.

Эдгар кивнул. Сигирика отвлек еще один рыцарь, и Эдгар снова остался один.

И снова приходилось только ждать. Эдгар опустился на колени. Неважно, сколько человек сейчас обращается к Господу. Он услышит. Не может не услышать.

* * *

Рамон в последний раз взглянул на холм. Где-то там был Эдгар, и это было хорошо. Насколько вообще хорошо может быть в подобной ситуации. Если дела повернутся плохо, может, парень и сумеет удрать. Если захочет. С него ведь станется упереться до конца — просто невероятно, как брат умудряется жить в каком-то своем мире, совершенно не имеющем отношения к реальности. И ладно бы был мальчишкой, как Хлодий, в этом возрасте простительно, так нет же. Рамон в последний раз вздохнул и выкинул мысли о брате из головы. Оглянулся на Бертовина.

— Где Хлодий?

— Исповедуется.

— Хорошо.

Пусть мальчик верит, пока может. Сам Рамон давно знал, что Бог не слышит. Как бы ни обернулось сегодня дело — это будет творением рук человеческих, и ничем иным. Пять сотен рыцарей со своими людьми, да отряд лучников в перелеске. Врагов было больше, много больше. И все же Рамон был уверен — лучше встретить противника в чистом поле, чем отсиживаться за стенами подобно крысам. В прошлую осаду жители ждали подмоги, которая так и не пришла. В этот раз помощи ждать будет неоткуда, разве что Бог явит чудо и два оставшихся корабля все же доплывут, третий уж точно на дне. Но в нежданные милости небес Рамон тоже давно не верил. Значит, победу придется взять самим, а не выйдет — все лучше, чем медленно дохнуть от голода.

Хлодий, легок на помине, вернулся, помог надеть шлем. Рамон встряхнулся, услышав звук горна.

— Все. По местам.

И пусть свершится то, чему суждено.

Господь услышал — иначе как объяснить снизошедшую в душу уверенность, что все будет так, как должно? Эдгар смотрел вниз, разыскивая взглядом Рамона или хотя бы его людей. Десяток, одетый в серебро и червлёнь[23], — казалось бы, трудно не увидеть. Но плотный строй представал собранием неразличимых цветных пятен, от которых рябило в глазах. Услышав горн, Эдгар подпрыгнул. Чистому медному голосу, словно смеясь, с другого конца поля ответил низкий звук рога. Войско двинулось. Но прежде, чем две железные стены столкнулись, из перелеска, где стояли лучники, полетели стрелы. И когда железо столкнулось с плотью, Эдгар понял, почему брат никогда не рассказывал о войне.

Стрелы изрядно проредили вражеский строй, но тот, кого приметил себе Рамон, остался в седле. Рамон ударил копьем, врага сбросило наземь, довершили дело копыта или нет, рыцарь не заметил — пришлось прикрываться щитом от меча еще одного чужака, оказавшегося рядом. Копье улетело за спину — Хлодий подберет и отступит назад, туда, где в относительной безопасности будут ждать оруженосцы — впрочем, где и когда в бою можно было говорить о безопасном месте? Рукоять меча легла в ладонь, клинок закружился, прорубая путь. Когда-то давно, когда Рамон был еще пажом, воспитатель герцога, седой и беззубый, частенько ругался — мол, не та война пошла, что в наше время, совсем не та. Виданное ли дело, вместо того чтобы считать доблесть по убитым врагам, брать пленников ради богатого выкупа. Что ж, с тех пор, похоже, все вернулось на круги своя. По крайней мере, в этой битве.