Девушка с зелеными глазами - Собиан Б. Хайес

— Я приехал всего на день, — сказал он, — со своей подругой.

— Нам так важно, чтобы наше общество посещало побольше молодежи. Как жаль, что вы здесь просто наездом.

Люк выдержал эффектную паузу.

— На самом деле, моя подруга жила не так далеко отсюда. Интересно, не помните ли вы ее?

Священник ободряюще улыбнулся.

— Как ее зовут?

Люк на секунду заколебался, но затем откашлялся и уверенно сказал:

— Ее зовут Грейс. Грейс Мортон.

Реакция была просто чудовищной. Священник весь подобрался, его черты ожесточились и стали почти уродливыми. Перемена была такой стремительной, что это действительно пугало, как будто вы видите вашего любимого героя мультфильмов превратившимся во Фредди Крюгера.

— Извините, я не помню никого с таким именем.

Я поежилась от неприятного ощущения и протянула руки, показывая, что ничего не поделать, но Люка было не так легко отпугнуть. Он последовал за быстро уходящей фигурой, а я пыталась не отставать от них.

— Прошу прощения, но я думаю, вы просто обязаны помнить. Было бы сложно забыть члена собственной семьи.

Священник резко развернулся и смерил нас горящим взглядом.

— Она не член моей семьи.

Люк не смог удержаться от торжествующей улыбки.

— Значит, вы все-таки помните. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, это очень важно.

Священник был непоколебим.

— У меня нет никакого желания отвечать на ваши вопросы, и я буду признателен, если вы оставите меня в покое и не побеспокоите ни меня, ни кого-то из моих близких снова.

Мы смотрели, как он возвращается в церковь. Я присела на невысокий парапет поблизости, поигрывая молнией куртки и похлопывая себя по плечам. То ли из-за напряжения, то ли из-за погоды я промерзла до костей.

— Не очень хорошо все вышло.

Люк был заметно зол, но держал себя в руках.

— Какой-то надутый индюк! Ну, я же предупреждал, что нам не удастся уговорить его.

Я вздохнула.

— Мы больше ничего не можем поделать. Но вот что странно. Никто не хочет говорить про Женевьеву-Грейс. Как будто ее никогда и не существовало.

Люк присел рядом и стал постукивать пятками подошв о брусчатку.

— Ты имеешь в виду, что они хотят думать, будто ее никогда не было.

— Похоже, это все? Нам больше некуда двигаться с этим.

Он высунул язык набок и глухо хохотнул.

— И зови себя журналистом после этого. Нет, это только начало.

— Но он только разозлится еще больше.

— Он может. А что насчет других?

— Кого — других?

Люк посмотрел куда-то вперед взглядом, который стал жестким, словно сталь.

— Он сказал «не побеспокоите никого из моих близких», и именно это мы и сделаем. Он не единственный, кто знал Женевьеву, и мы просто дождемся удобного момента.

— И как долго нам придется ждать?

— Столько, сколько понадобится, — решительно заявил Люк.

— Я замерзла.

— Если я включу обогреватель, в машине сядет аккумулятор.

У меня изо рта шел пар.

— А может, мы выйдем из машины, чтобы немного подвигаться?

— Мы должны следить за домом священника, — напомнил мне Люк в третий раз. — И не привлекать к себе лишнего внимания.

— У нас еще остались бутерброды?

— Нет.

— А вода?

— Нет.

Люк был здесь только ради меня, а я вела себя как капризная малолетка. Раньше я думала, что у журналистов жизнь полна приключений, а не сидения в промерзших машинах по три часа в наблюдениях за одним и тем же домом.

Он взглянул на часы.

— Я знаю, что ты уже устала. Я тоже. Мы подождем еще полчаса и бросим эту затею.

— Прости за нытье, — тихонько сказала я, но затем заныла снова: — Почему жизнь не такая, как показывают в кино? Там все решилось бы за один день, все концы сходятся и хорошие ребята преодолевают все трудности.

— Потому что они ужимают месяцы отснятой кинопленки в полчаса, и все это выглядит так просто, что…

Я схватила его за руку, потому что открылась входная дверь.

— Кто-то выходит… Это он! И он один.

Мы смотрели, как худая фигура проходит по тропинке и исчезает из поля зрения за поворотом. Я знала, что собирается сделать Люк, и мое сердце подскочило.

— Он же может вернуться в любой момент.

Люк вынул ключи из зажигания и открыл дверь.

— Я думаю, он ушел надолго, Кэт. Он тепло укутался, надел пальто, шляпу и шарф.

Я задержалась на пассажирском сиденье, потупившись и сжав ладони между коленями.

— Я не уверена, что смогу сделать это…

Люк обошел вокруг машины и аккуратно вытянул меня наружу.

— Что страшного может произойти? Перед нашим носом захлопнут дверь или вернется священник и немного помечет громы и молнии. Мы не делаем ничего противозаконного, и если сейчас мы не дойдем до конца, ты потом будешь кусать локти.

Он был, как всегда, прав. Я буду ненавидеть сама себя, если вернусь домой, так и не узнав, что мы могли бы выяснить.

— Ты прав, конечно. Я иду.

Он успокаивающе взял меня под руку.

— Ведь на то, чтобы иметь дело с Женевьевой, требуется гораздо больше отваги.

Я благодарно улыбнулась, потому что Люк всегда умудрялся говорить вовремя нужные слова. Вдохнув полной грудью, я прошла в ворота, но дорожка к дому священника будто удлинилась вдвое, и мои ботинки громко шаркали по гравию. Я посмотрела на небо, которое все больше отвлекало меня с приближением ночи. Пурпурные и черные пятна постепенно брали верх над розовым, белым и лазурно-голубым. Мы стояли перед входной дверью красного цвета с цветными стеклами, с которой облезали остатки росписи, и я подумала, что дороги назад нет. Можно было использовать медный дверной молоток или старомодный звонок со шнурком.

Люк заколебался, и я знала почему — это самый страшный момент, когда стоишь у порога и не знаешь, кто ответит и что ему сказать. Но нам не пришлось ничего делать, потому что дверь неожиданно открылась сама собой.

— Я з-знаю, почему вы здесь, — заикаясь, произнесла женщина. — М-мой муж рассказал мне, а потом я увидела вас в окно.

Женщина была маленькой и похожей на птичку, с неаккуратными волосами мышиного цвета и напуганными глазами, которые метались между мной и Люком.