Телохранитель - Мэгги Дэвис

Миссис Хэмптон взяла с серебряного подноса, стоявшего на столике перед ней, несколько крошечных бутербродов и откинулась на спинку кресла. Ее узловатые пальцы были усыпаны кольцами.

— А теперь расскажите мне, как ваши дела, — перешла хозяйка на другую тему, но не успела Франческа открыть рот, как тут же продолжила: — Вы слишком молоды, чтобы управляться со всем этим — но ведь вам, наверное, помогают юристы Бладвортов? Скажите, а орган по-прежнему на своем месте? Это была любимая игрушка Чакки Бладворта, подобный орган был в Уайтхолле у Флэглера, у Диринга стояло что-то чудовищное, а потом и Джон Ринглинг заказал такой же для своего особняка в Сарасоте. Но Чакки хотел, чтобы у него был самый большой и самый лучший орган, такой и установил. Приглашал знаменитых музыкантов из Нью-Йорка и Бостона. А сам не мог взять ни единой ноты и ждал месяцами, когда кто-нибудь приедет и сыграет. В конце концов нанял органиста, часами слушал его, сидя далеко за полночь, совершенно пьяный. Больше всего любил Верди. Правда, тот писал оперы, и, насколько я знаю, у него нет вещей для органа, но Чакки просил музыкантов, чтобы они играли для него арии из «Аиды» и «Риголетто». От этих мелодий он буквально сходил с ума.

Внезапно изменив тон, миссис Хэмптон спросила:

— Что вы почувствовали, когда узнали, что стали наследницей состояния Бладвортов?

— Очень удивилась, — опустила глаза Франческа, стараясь изобразить приличествующую случаю скромность. Она не могла догадаться, что именно хочет услышать от нее миссис Хэмптон.

В глазах старушки мелькнуло скептическое выражение.

— Что ж, могу себе представить. Ведь до этого у вас практически не было денег?

У Франчески почему-то появилась уверенность, что миссис Хэмптон знает про нее все. Вполне вероятно, что следила за ней по газетным публикациям, но теперь хотела составить собственное представление.

— Абсолютно никаких, — призналась Франческа. — Я работала клерком на кафедре истории в университете. Должность чуть выше секретарши, не больше. И с трудом выплачивала кредит за автомобиль.

— Так, так, так, — задумчиво произнесла собеседница, испытующе буравя ее острым взглядом черных глаз. — Ну, и что же вы думаете о завещании? Там ведь сказано, что ваш отец был любовником Карлы.

Франческа решительно выпрямилась.

— Я так не считаю, — осторожно произнесла она. — Там сказано, что он был единственным человеком, которого она любила. А под этим можно понимать что угодно.

— Мак-Элрой спросил меня, — сказала миссис Хэмптон, — помню ли я этого человека, и я ответила: да, отлично помню Ванни. Карла привезла его из своей поездки в Европу в 1960 году, как раз накануне дня рождения Чакки — 17 ноября. Чакки в то время уже не было в живых. Как он пышно отмечал свой день рождения, какие закатывал невероятные пиры по этому случаю, даже после смерти Эдны! Тогда, чтобы облегчить похмелье, люди пили сырые куриные яйца с ворчестерским соусом, это было общепринятое средство. И вот после одного такого дня рождения весь Палм-Бич на неделю остался без яиц, пришлось привозить автомобилями из Джексонвилла. Помню, шофер Карлы был очень симпатичным молодым человеком. Он напоминал Рудольфе Валентино, только был гораздо привлекательнее. В те дни говорили, что Руди на самом деле предпочитал мальчиков, и в это можно поверить, глянув на его жену, Наташу. Вылитая лесбиянка.

Франческа не поняла и половину из этого монолога, но всем своим видом выразила вежливый интерес.

— Итак, вы собираетесь жить здесь постоянно, — продолжала старушка. — Мак-Элрой сказал мне, что один из Тартлов, внук старого Себастьяна, по-прежнему ухаживает за садом и домом. Наши дома, ваш и мой, весьма оригинальны, но, знаете ли, быстро ветшают в этом климате. Было безумием строить их практически на болоте. Сказать по правде, многие из домов в округе едва держатся. Наша «Ассоциация землевладельцев в Палм-Бич» постоянно взывает к своим членам, чтобы они уделяли должное внимание своей собственности. Сегодня здесь все заполонили иностранцы — арабы, южноамериканцы, немцы. Да еще застройщики — ох, милочка, вы уже, наверное, заметили, что творят на побережье эти разбойники! Они хуже всех. Эти ужасные люди готовы все снести и строить свои кондоминиумы. Они уже обезобразили места вокруг озера Ворт и южную часть острова! Вам надо будет вступить в нашу ассоциацию, поддерживать в прежнем порядке «Дом Чарльза». Надеюсь, вы присоединитесь к нашей борьбе с застройщиками.

— Я буду очень ра… — начала было Франческа. Но старушка даже не дослушала ее:

— У вас отцовские глаза, моя дорогая. О, я видела его много раз! Очаровательный парень, всегда такой любезный. Светлые глаза у итальянцев не такая уж редкость, вы сами это знаете. А как он улыбался! И просто поражал прекрасными манерами. По одним только манерам всегда узнаешь европейца, пусть даже не аристократа. Я думаю, горничные были от него без ума, но Карла держала их в строгости. Подумать только, чтобы утонченная Карла позволила себе роман с шофером — об этом тогда все говорили в Палм-Бич! Общий приговор был таков: «Кто угодно, но только не Карла».

Франческа во все глаза смотрела на миссис Хэмптон, не в силах произнести ни слова. Ей трудно было поверить, что хозяйка дома говорила о ее отце и Карле Бладворт.

На пороге молча возник древний дворецкий в чопорном черном костюме и крахмальной сорочке со стоячим воротничком. Миссис Хэмптон повернулась к нему и произнесла:

— Нет, она еще не уходит. Она мне нравится. И принеси нам еще бутербродов.

И тут же снова обратила все внимание на Франческу.

— Что примечательно, из той же поездки Карла притащила и всю его семью. Они расположились здесь всем своим цыганским табором — его жена, теща, братья. Надо сказать, что в этом что-то было. Вы ведь знаете, что ваше семейство мечтало эмигрировать. Карла любила Италию и, когда была замужем за Траммом, в основном жила на Капри. Вы, должно быть, были тогда совсем ребенком. Все ваши родственники переехали в Бостон?

— Да, — тихо ответила Франческа. — Мои дядья осели на востоке Бостона. У них большие семьи. У нас… у них там своя строительная компания.

— Хм-м, — протянула миссис Хэмптон и взяла с подноса очередной бутерброд. — Вы очень красивая девушка. В мои годы никому даже в голову не пришло бы худеть, девушки в теле были очень популярны. Тогда говорили, что девушка должна быть белой, как снег, и пышной, как сдоба. Как я понимаю, вам стремились придать внешность герцогини с картины Караваджо. Не смущайтесь, это довольно разумно. Вы похожи на отца, он был очень красивым. Тогда было много красивых молодых людей, куда только они все подевались? Должно быть, все уже старики. Теперь про мужчин не говорят, что они красивы, но молодой шофер Карлы был именно таким.

— Мой отец умер, — сдержанно произнесла Франческа. Ее уже стала раздражать манера говорить о ее отце и о ее семье как о каких-то предметах. — И он был очень хорошим человеком.

Миссис Хэмптон съела еще один бутерброд.

— Он был, как вы, конечно, знаете, любовником Карлы. Теперь в этом нет никакого сомнения, хотя Карла не любила распространяться о том, что происходило в стенах «Дома Чарльза», как и ее бабушка Эдна. Мне думается, им нравился один и тот же тип мужчин — дамские угодники. Я, конечно, не имею в виду их мужей — Чакки Бладворт был просто чудовищем, устраивал сцены по любым пустякам — даже из-за неправильно, по его мнению, смешанного коктейля. Да и Трамм тоже был тот еше фрукт! Вспомнить только первую свадьбу бедняжки Карлы! Уж мы-то знали, кто сосватал ей Гарольда Трамма. Но в пятьдесят девятом или шестидесятом он умер, а потом ее второй муж уехал в Голливуд и подал на развод, и Карла могла делать все, что хотела. Тут-то ей и подвернулся Ванни. Она просто сходила по нему с ума. Поселила в один из домиков для гостей, бегала к нему по ночам.