Бархатная песня - Джуд Деверо

Когда они подошли к старому замку, им не сразу удалось войти во двор, потому что туда же спешили сотни людей. Обручались сын и дочь двух могущественных, богатых семейств. Пир и развлечения обещали быть роскошными, и гости валом валили.

Джос, придерживая Аликс за плечи, повел ее сквозь толпу.

— Вы певцы? — крикнула высокая женщина, обращаясь к Аликс.

Аликс кивнула, с почтением взирая на черные, стянутые стальным обручем волосы и богато расшитое платье.

— Следуйте за мной.

Благодарные Аликс и Джос поднялись по узкой винтовой лестнице в большую круглую комнату на верху башни, где, явно волнуясь, расхаживали несколько женщин. В середине комнаты сидела молодая девушка и громко рыдала.

— Ну вот она, — сказала женщина рядом с Аликс. Аликс взглянула вверх и увидела ангельское личико, светлые волосы, голубые глаза и легкую вежливую улыбку.

— Я Элизабет Чатворт.

Аликс открыла глаза шире, услышав имя, но промолчала.

Элизабет утомленно и неодобрительно продолжала:

— Боюсь, что наша будущая невеста в ужасе. Вы не сумете ее успокоить, чтобы мы могли свести ее вниз?

— Я постараюсь.

— А если не сможете, придется дать ей пощечину. Может быть, хоть такая музыка ее успокоит.

Аликс принужденно улыбнулась, услышав подобные слова из уст пленительного создания. Они совершенно не подходили к ее ангельской внешности.

— А чего она боится? — спросила Аликс, решая, какую песню выбрать.

— Жизни. Мужчин. Кто знает? Мы с ней только что вышли из монастыря, где воспитывались. И можно подумать, что Изабелла отправляется на эшафот.

— Может, быть, ее нареченный…

— С ним можно справиться, — отмела Элизабет возражение и взглянула на Джослина, который уставился на нее во все глаза. — А вот вы такой хорошенький, что даже кролик вас не испугается.

Громкое хныканье Изабеллы заставило Элизабет поспешить к ней.

— Господи Боже, — сказала Аликс с таким чувством, словно мимо пронеслась буря. — Не думаю, что когда-нибудь раньше встречалась с подобной женщиной.

— И моли Бога, чтобы снова не пришлось, — сказал Джос. — Но она зовет нас. Да поможет небо мужчине, который осмелится ей не повиноваться, хотя…

Аликс взглянула на него и увидела, что он смотрит на Элизабет задумчивым, мерцающим взглядом.

— Если ты ей не подчинишься, она выдерет тебе все полосы.

— Нет, мои она не тронет, черт меня побери, если я ей этого не позволю.

Но прежде чем Аликс успела ответить, Джос подтолкнул ее к хныкающей невесте.

Прошел почти час, пока девушка не успокоилась, и все это время Элизабет Чатворт меряла шагами пол за ее креслом, иногда сурово взглядывая на плачущую Изабеллу. Один раз Элизабет даже открыла рот, но Аликс, опасаясь, как бы она не испортила то, чего удалось им с Джосом достичь, запела еще громче, чтобы заглушить начало фразы.

Когда наконец Изабелла успокоилась и ее можно было свести вниз, вместе с ней ушли все горничные, и Аликс с Джослином остались наедине с Элизабет Чатворт.

— Вы хорошо справились, — заметила Элизабет, — у вас великолепный голос, и, если не ошибаюсь, вы получили прекрасную подготовку.

— Да, некоторое время я занималась с несколькими учителями, — скромно заметила Аликс.

Элизабет остановила пронзительный взгляд на Джослине.

— А вас я видела прежде. Где?

— Я знаю вашу золовку, леди Элис, — ответил он тихо.

Взгляд Элизабет стал жестким.

— Да, — ответила она, окинув Джослина насмешливым взглядом с ног до головы. — Вы в ее вкусе. Хотя ей приятен любой, если у него экипировка в порядке.

Аликс никогда не видела у Джоса такого выражения лица, и ей очень хотелось, чтобы он промолчал. В конце концов, ведь Джос убил брата Элизабет, Эдмунда Чатворта.

— А как поживают ваши братья? — с вызовом спросил Джослин.

Элизабет впилась долгим пронизывающим взглядом в его глаза, и Аликс затаила дыхание, молясь про себя, чтобы та не догадалась, кто был Джос.

— Мой брат Брайан уехал из дома, — тихо ответила она, — и мы не знаем, где он. Есть слух, что он в плену у одного из этих грязных Монтгомери.

Джослин крепко сжал плечо Аликс.

— А Роджер? — спросил он.

— Роджер… переменился. Ну а теперь, — прибавила Элизабет, — если мы покончили с обсуждением моего семейства, то надо идти вниз, нас ждут. — И с этими словами она выбежала из комнаты.

— Грязных! — завопила Аликс, не успела дверь захлопнуться. — Брат ее убил сестру моего Рейна, а она еще смеет обзывать нас грязными!

— Аликс, успокойся. Тебе не справиться с такой, женщиной, как Элизабет Чатворт. Она съест тебя с потрохами. Ты не знаешь, в окружении каких людей она выросла. Эдмунд был низким и порочным, но я помню, как Элизабет спорила с ним, когда даже Роджер уступал. И она обожает своего брата Брайана. Если же она думает, что это Монтгомери виноваты в его похищении, то понятно, почему она просто кипит от ненависти.

— Но она не имеет права кипеть! Во всем виноваты Чатворты.

— Тише! Давай спустимся, — и он сердито взглянул на нее, — и никаких шуточек, вроде песен о феодальных распрях. Ты поняла?

Аликс кивнула, но ей не нравилось, что приходится давать такое обещание.

Была поздняя ночь. Большинство гостей напились до потери чувств и теперь валялись на полу или, уронив голову на стол, спали, когда слуга что-то прошептал на ухо человеку, сидевшему в углу. Улыбаясь, человек встал и вышел из замка навстречу вновь прибывшим гостям.

— Ни за что не поверишь, кто здесь, — сказал человек только что спешившемуся всаднику.

— Что! Это так ты меня приветствуешь? — спросил тот ядовито. — И никакой заботы о моей безопасности? Ну, Джон, ты хотя бы постарался.

— Я не пил, чтобы остаться трезвым и поведать тебе новость. Довольно с тебя и этого.

— Да, верно, это большая жертва. — Мужчина кинул поводья слуге. — И что же такое важное ты хочешь мне сказать, не давая прежде хоть немного выпить?

— Ах, Пагнел, какой же ты нетерпеливый. Помнишь тут маленькую птичку, что пела прошлой зимой? Ту самую, что огрела тебя по голове?

Пагнел замер, насторожился и злобно взглянул на Джона. Он едва удержался, чтобы не потрогать безобразный шрам на лбу. С той самой ночи его донимали головные боли, и, хотя он замучил до смерти нескольких жителей из Мортона, никто ему не сказал, куда исчезла Аликс. И каждый раз, когда голова у него раскалывалась от боли, он клялся, что еще увидит ее горящей на костре за причиненную ему боль.

— Где она?

Джон глухо рассмеялся: