Ветреное сердце Femme Fatale - Валерия Вербинина

– Мы знаем, – пришла на помощь к нему Амалия. – Он стал занимать деньги, потом занимать их там, где не следовало, а в конце концов пошел под суд за растрату.

Домбровский кивнул.

– Вы уже все знаете… Что ж, тем лучше. Когда начался процесс, Натали испугалась. Во-первых, она дорожила его подарками и не желала с ними расставаться, а кроме того, не хотела, чтобы ее имя валяли в грязи. Конечно, он ее выгораживал… но газеты были к ней безжалостны. Потом я получил назначение и уехал в полк, окончание истории стало мне известно из газет. Вениамина сослали в Тобольск, а через некоторое время я получил от него послание. Он жаловался, что Натали не отвечает на его письма, что, должно быть, полиция их перехватывает и прочее. Но я думаю, все было гораздо проще: она больше не хотела его знать. Через несколько месяцев я получил от него совершенно отчаянное послание. Он умолял меня во имя нашей былой дружбы отыскать Натали и передать ей письмо, которое было вложено в конверт. Ну… – Домбровский замялся. – Я понял, что не смогу ему отказать. Взял отпуск и поехал наводить справки. Узнал, что она вышла замуж, выяснил, где живет, и отправился к ней. На улице я увидел ее вот с этим господином. Мы поговорили, и Натали между прочим сказала, что иногда заходит в лимонадную напротив дома, и пристально на меня посмотрела. По-моему, она подумала, что я к ней неравнодушен, раз отыскал ее. На другой день я пришел в ту лимонадную, и через четверть часа появилась Натали. Я сказал ей, что у меня есть письмо к ней от моего друга. Женщина ответила, что сейчас на нее все смотрят и она не может взять письмо, и сказала, чтобы я пришел вечером к большому дому с фонтаном, там неподалеку березовая роща, и вот в рощу она придет часам к десяти и заберет письмо. В том доме будет званый вечер, и Натали в числе приглашенных, а гостей будет так много, что она сумеет ускользнуть незаметно. По-моему, все это было глупо. Я снова предложил ей взять письмо сейчас, но она сказала, что не может, потому что у нее ревнивый муж и прочее. Ну, я ей и поверил… тем более что там невдалеке сидела такая злобная старуха, которая все на нас косилась…

– Марья Никитишна, – угрюмо уронил Степан Александрович.

– Что было дальше? – спросила Амалия.

– Дальше? – Домбровский поморщился. – А то, что я свалял дурака. Пришел в рощу, ждал, в доме играла музыка, а она так и не пришла. В третьем часу, когда я окончательно продрог, стало ясно, что она меня обманула. Ей не было нужно письмо от моего бедного друга, которого она уничтожила. Он больше для нее не существовал, поймите… Мне было очень больно за него. Но я ничем не мог ему помочь и просто ушел. Я не хотел оставаться в городе и в то же утро уехал. Потом я написал моему несчастному другу, что пытался ее найти и не нашел, но, по-моему, он все понял.

– Вы сохранили его письмо? – спросила Амалия. – То, которое должны были передать ей?

– Оно у меня, – просто ответил Домбровский. – Я хотел его уничтожить, но подумал, что совершу как бы… как бы предательство по отношению к моему другу. Да, я его сохранил. Но не распечатывал! – поспешно добавил молодой мужчина.

– Нам нужно это письмо, – сказала Амалия. – И еще один вопрос, Юлиан Юлианович. Наталья Георгиевна исчезла как раз в ту ночь, когда вы ждали ее в березовой роще. Скажите, пока вы ждали ее, вы не заметили чего-нибудь странного? Может быть, не странного, а просто… ну, не знаю… Там были какие-нибудь другие люди? Что-то необычное не привлекло ваше внимание?

Домбровский на мгновение задумался, но потом решительно покачал головой.

– Ночь была самая обыкновенная, – проговорил он. – Я только слышал, как птицы пели, да в доме играла музыка, и еще где-то лаяли собаки. Больше ничего не помню, к сожалению.

– Спасибо, – искренне сказала Амалия. – Поверьте, вы очень нам помогли.

«Уверяю тебя, здесь можно вполне сносно жить. Конечно, зимы здесь суровые, но помнишь, как ты восхищалась женами декабристов, как мечтала сыграть на сцене одну из них… Здесь есть даже театр, так что ты ничего не лишишься. Милая моя, если бы только знала, как я тебя жду! Вся моя надежда на Юлиана, что он отыщет тебя и передаст это письмо. Приезжай, а? Приезжай… Обещаю, нам будет хорошо вдвоем, ничуть не хуже, чем в Москве…»

Как может человек быть таким наивным? Писать продажной женщине, что в Тобольске ничуть не хуже, чем в Москве, и верить, что она соблазнится его приглашением, приедет, не бросит в беде… Амалию стала разбирать злость. Она опустила распечатанное письмо Перепелкина на колени и стала глядеть в окно, чтобы успокоиться.

– Еще две остановки, и мы почти дома, – нарушил молчание Севастьянов.

За те часы, что последовали вслед за рассказом Домбровского, он как-то усох и сжался. Виноватое, смешанное с недоумением выражение не покидало его лица. Амалия видела, что он раздавлен. Раньше, по крайней мере, все было оскорбительно просто – неверная жена сбежала с гусаром, как в скабрезном анекдоте. А теперь оказывалось, что и гусар – не гусар, а только врач гусарского полка, и он всего лишь хотел передать Натали письмо от ее старого друга, причем умыкать чужую жену у него и в мыслях не было. Но куда же она тогда исчезла? Сказала, что выйдет подышать свежим воздухом, улыбнулась и ускользнула в ночь. И ночь скрыла ее следы…

Сто раз, не меньше Амалия допрашивала Степана Александровича, как его жена вела себя в тот роковой вечер. Что она делала, как выглядела, что говорила… И тот снова и снова вспоминал: она была очень весела, много шутила, танцевала до упаду и вообще заражала всех своим весельем.

Одним словом, муж Натали не заметил ничего, что давало бы ключ к ее исчезновению… исчезновению, за которым и прежде Амалии чудилось самое худшее. Теперь же Амалия была в том самом худшем практически убеждена.

– Он говорит, что Натали так и не пришла… – бормотал Севастьянов. – Но она же вышла из дома! Накинула на плечи шаль и вышла… Куда же она могла пойти? – Он даже приподнялся на месте от волнения. – Если, допустим, она все-таки шла к роще и с ней случился несчастный случай… Да нет, исключено! Ведь, когда мы под утро заметили, что ее нигде нет, мы обыскали все вокруг… – Он запнулся. – А что, если она все-таки бежала? Не с Домбровским, а… а с кем-нибудь другим?

– Оставив дома все драгоценности? – хмуро ответила Амалия. – Боюсь, что такое совершенно невозможно.

– Но ведь Любовь Осиповна ее видела в Париже! – горячился Севастьянов. – И узнала!

– Она ошиблась, – терпеливо сказала Амалия. – Или же ее собеседник, тот глухой старичок, неверно понял ее слова.

– А письмо из Ялты? – вскинулся Степан Александрович. – Вдруг его все же Натали написала?

– Нет, – рассеянно ответила Амалия, – его автор – какой-то мошенник, который хочет поживиться на вашем горе.

Почему она была так уверена? И в самом деле, почему? Да потому, что с самого начала, узнав, что Натали не взяла с собой ничего, Амалия заподозрила, что та исчезла не по своей воле. И не вернулась домой потому, что уже не могла никуда вернуться. Ее убили, да, убили, поймите, дамы и господа… И, возможно, ее смерть как-то связана с другой загадочной смертью, которая тогда же случилась в здешних краях. Натали исчезла 9 сентября, а через несколько недель, как записано в дневнике покойного судьи Нарышкина, возле мельницы выловили труп неизвестного с изуродованным лицом… Вроде бы мужчина был убит примерно в то же время, что и Натали…