Сад зеркал - Дмитрий Самохин

– Но если тварь меня все-таки ранит – тебе придется меня убить, – раз за разом наставляла меня Орка, как будто я с первого раза не понимаю. – Ты слышишь?

– Слышу.

– Не жди. Не рассуждай. Просто убей меня.

– Угу.

– Никакой жалости. Орку после такого не выжить, я видела. Если вампир меня ранит…

– Да понял я! Заткнись, а то прибью, даже если не ранит!

В наших тренировках вампира изображал здоровый мешок, набитый вещами вперемешку с соломой и досками. И сбоку он на меня «выскакивал», и спереди, и сзади, даже сверху Орка его бросала. Практиковались в полутьме: света в вампирских жилищах немного, в темноте они видят куда лучше нашего. Орка мне объясняла, как они делают светильники из костной муки, говна и собственной слюны, но я предпочел тут же это забыть и сосредоточиться на тренировочном мешке. Движение, приближение, подсечка хвостом, толчок ногой, шаг в сторону – дорогу орчихе. И все сначала: движение, подсечка, толчок.

Достало! Я все понял! Кто из нас обучен драться, в конце концов, я или баба? Но Орка не унималась и швыряла в меня мешок снова и снова.

Я стал размахивать хвостом даже во сне, и один раз так сильно хлестнул по ножке стола, что с него свалились две миски и кружка. Пришлось мне с утра собирать черепки и идти к хозяину спального дома за новой посудой, а на хвосте вокруг места удара два дня топорщилась чешуя, и еще синяк под ней был виден.

Может, я и вляпался, не знаю. Но тут уж оставалось только до конца переть, уходить некуда. Как у Орки не было больше места, где её ждали бы другие здоровенные штуки с тупыми плоскими мордами, так и у меня не было места, где я мог бы встретиться с древ-ними как с родными.

… Пять лет – а кажется, что целая жизнь. Вечную вечность я не видел нормального чешуйчатого лица, не ел правильно запечённой рыбы, не встречал заката, держа в своей руке другую руку с перепонками, и не нырял в теплое озеро у корней семейного Древа. Не было у меня больше семьи и не было Древа. Я так и не вернулся в Озёрный край, потому что ничего моего там не осталось, а за его пределами я не нашел такого, что было бы жизненно важно для тамошних древ-них.

Ну да речь не об этом, а о вампирах. Даже если я вляпался, то это было хотя бы любопытно, а любопытство для нас… ну, про это я уже говорил.

* * *

Оказалось, охота на вампиров – это еще и полезные тренировки. Бег, к примеру. Как мы драпали из этой пещеры – загляденье!

Света внутри было еще меньше, чем мы думали, потому на бегу я то и дело во что-то врезался. От визгов Орки в ушах звенело, а вдобавок она еще споткнулась и ногу подвернула. Я уже почти добежал до выхода, когда услышал позади Оркин вопль. Пришлось выхватывать кинжал, возвращаться за этой дурой и волочить её на себе к выходу, отмахиваясь от вампира. Подсечки хвостом я тоже на нем опробовал, и получалось не хуже, чем с людьми, орками и нашим тренировочным мешком. Но о том, чтобы убить эту тварь, мы уже не помышляли, всех желаний было – оказаться от неё как можно дальше.

Просто вампир – он был обосраться какой страшный!

Здоровый, почти как Орка, похожий одновременно на мертвеца и на здоровенную змеюку. Он был голым, лысым и вонял гнилым мясом так, что аж выворачивало. Морщинистые складки на теле болтались, словно под кожей копошились какие-то мелкие твари. На голове и руках проступали сплетения темных вен. Морда покатая, выкаченные глаза в припухших голых веках, коричнево-красные, с бурыми пятнами на белках. Клыки такие здоровенные, что губа их не закрывала – получался вечный оскал, слюнявый, как Оркины стенания о былых временах.

В общем, когда на меня выпрыгнула эта хреновина, я заорал и дал деру. А Орка, подвывая, бежала впереди, это потом я её обогнал, и почти сразу она свалилась, подвернув ногу.

Из пещеры я её вытащил, конечно. Кто бы сомневался. Потому Орка и наняла меня, а не кого-нибудь из людей или своих сородичей. Те бы могли и бросить. Или ограбить прямо в подвале спального дома, не заморачиваясь. Но древ-ние не подводят и не бросают союзников, и когда я обещал просто так пристукнуть Орку – балаболил, она про это знала.

Словом, первый блин вышел не то что комом, а здоровым таким комком.

– Ты ведь не собираешься отказаться? – спросила Орка уже в подвале, когда мы заливали перепуг крепким мёдом.

– Не собираюсь, – кисло согласился я. – У нас уговор.

– Я не отступлю. Мной движет месть. А что движет тобой?

Я пожал плечами. Я не знал. Да и какая разница? Возьми, к примеру, мельничное колесо: много ли изменится от того, что двигать его будет ветер, а не вода, или вода, а не ветер? Оно останется мельничным колесом и продолжит исправно перемалывать зерно на муку, пока не придет в негодность и не уляжется гнить в канаве. Так и тут. Важно, что я не лежу в канаве – и плевать, что мной движет. Высший промысел? Деньги? Скука? Ветер? Вода?

– Мне просто нравится бить людей, – сказал я наконец, чтобы Орка отстала.

Жутковато было от того, как она сидела недвижимая и пялилась на меня своими глазками-щелками, будто хотела высмотреть за лицом древ-него нечто иное – к примеру, кота или кружку мёда.

– У тебя больше нет семьи, правильно? Иначе ты не болтался бы здесь, так далеко от родины. Хвостатые вроде тебя приезжают в другие края, только если дома их никто не ждет.

Я поморщился. Мало того, что своими семейными страшилками трясет во все стороны – еще и чужих подавай? Требухи тебе рыбьей за пазуху, а не откровений, ясно?

– Почему хвостатые одиночки уходят из своего края? – не унималась она. – Там что, мало других ящеров, с которыми можно сдружиться? Ты не мог найти себе свободное место или попроситься к чьему-нибудь дереву?

– Древу, – все-таки не смолчал я. Очень уж меня задело, как эта балда сравняла словами Древо и какое-то там дерево. – И не называй меня ящером, только я могу себя так называть, ясно? И мне не нужно место из жалости у чужого берега. Не может быть второго семейного Древа, как не может быть второй матери, а чужая – ни к чему. Поэтому без разницы, здесь быть или там.

На самом деле разница есть. В неродном краю ты просто чужак, и все вокруг – тоже чужаки, и порядки другие, и еда не та, и воздух звенит по-иному. А в родных местах каждый вдох напоминает о потерянном, он жжет грудь хлеще дыма, и ты бежишь куда глаза глядят, стирая чешую на пятках, лишь бы подальше от родных мест. Семейное Древо не заменить чужим, поэтому древ-ние, случись им осиротеть, просто уходят. И никто в родном краю потом не знает, куда они отправились, что видели и где подохли. Обо мне ровно так же не узнают ничего, даже если вспомнят. А скорее всего – и не вспомнят.

Но не столько я мёду выпил, чтобы рассказывать всё это Орке.

* * *

Во второй раз дело пошло бойчее.

При первой-то встрече мы напугали кровососа не меньше, чем он нас. Не сами по себе, конечно, а тем, что ушли из логова живыми, а значит – того и гляди вернемся, приведя подмогу. Он же не знал, что это мы так охотились на него, а не случайно в пещеру забрели.