Святой Камбер - Кэтрин Куртц

Эвайн не стала ждать возвращения Риса. Не стоило терять драгоценное время. Взобравшись под балдахин кровати, она расшвыряла подушки, освобождая доступ к тяжелому гобелену в изголовье, и заглянула за ковер. Свечей Эвайн не зажигала и долго шарила впотьмах по стене, пока не обнаружила искомое. Тогда она про себя произнесла несколько слов. В обычной речи это было бы странным сочетанием звуков, бессмыслицей, но в ответ на слова часть стены двинулась и отползла в сторону.

Открывшийся за ней деревянный шкаф хранил в себе полдюжины аккуратно свернутых свитков, уложенных в просмоленные кожаные мешочки на шелковых шнурках. Эвайн взяла свитки, выбралась из-под гобелена и сложила добычу на развороченной постели. Опустившись на кровать и закутав босые ноги, она взяла первый попавшийся манускрипт, развязала шнурок и машинально засветила свечи, стоявшие в подсвечнике у изголовья. Поднеся пергамент к огню, она принялась за его изучение.

Рис вернулся спустя час. Сбросив плащ, он нагнулся, чтобы поцеловать жену, и сел на край кровати, усеянной свитками, мешочками и развернутыми листами рукописей. Два свитка остались нетронутыми.

– Что это? – спросил Рис, поглядев на беспорядок. Эвайн отложила очередную бумагу и вздохнула.

– По-моему, это не то, что нужно, Рис. Остались последние два, а все это – сочинения Парджэна Хавиккана, очень ценные произведения искусства, но совсем не то, что просил найти отец.

– Где ты их раздобыла? – весело, с улыбкой спросил Рис.

– Похоже, не там, где следовало, – она засмеялась, – хотя, судя по твоему лицу, ты знаешь, где нужно искать. Эти были за гобеленом. Я думала, все важные документы хранятся там. – Она кивнула на стену и вздохнула.

Рис, ничего не говоря, коснулся пальцем кончика ее носа и поманил за собой. Войдя в гардеробную, он принялся вытаскивать сундук из-под висевшей на деревянных вешалках одежды. С помощью Эвайн он перевернул сундук на бок и взялся за боковые углы у дна. Что-то щелкнуло, в плотно подогнанных досках появилась щель.

Рис расширил ее, и они увидели края пожелтевших от времени свитков. Когда подвижная дощечка отошла полностью, обнажились четыре манускрипта, Эвайн задержала дыхание.

– Он сказал, какой нам нужен? – прошептала она, касаясь дрожащим пальцем пунцового шнурка на одном из них.

Шнурки на остальных свитках были черного, зеленого и золотисто-желтого цветов. Рис указал на последний.

– Этот. Он также сказал, что, независимо от обстоятельств, нам следует прочитать и остальные. Он упомянул, что информация о гадании на хрустальном шаре содержится в одном из них, и обмолвился, что не чувствует себя достаточно опытным, чтобы иметь дело с тем, о чем говорится в двух других.

Эвайн коснулась зеленого шнурка, потом черного, и задумчиво посмотрела на мужа.

– Три части познания Добра и Зла?

– Похоже на то, но это писала не Ева, – усмехнулся он.

– Наверняка. – Она взяла свиток с желтым шнурком и прижала к груди. – Тогда давай уберем, чтобы не искушать себя. Кажется, у нас и без того достаточно забот.

Улыбнувшись, Рис задвинул дощечку и убрал сундук. Придав гардеробной прежний вид, он вернулся в спальню. Свиток с желтым шнурком лежал на кровати. Сев на ее край, Рис разулся, снял жилет и взял рукопись как раз в тот момент, когда Эвайн вынырнула из-за гобелена и примостилась рядом.

– Открой его, – он протянул скрученный лист. – Неизвестно, что случится, когда будет развязан шнурок, лучше, если это сделаешь ты.

– Если я это сделаю? – Рука Эвайн, уже потянувшая за шнурок, застыла. – Рис, это всего лишь свиток.

– Возможно. Однако, когда дело касается Камбера, никто не может быть уверенным, – значительно сказал он.

Несколько секунд она с любопытством смотрела на мужа, сомневаясь, что он говорил серьезно, а потом улыбнулась.

– Пожалуй.

Она коснулась его губ своими губами, затем развязала желтый шнурок и отложила в сторону, потом раскрыла свиток. Текст был написан старым шрифтом черными чернилами на языке древних. Голубые глаза Эвайн пробежали по строчкам, потом вернулись к началу. Ей было любопытно, насколько умело читал старинные тексты Рис. Этот документ выглядел для непосвященного, как иноязычный.

– Посмотрим, «Здесь содержится знание, с которым одержимый потеряет душу и сможет навязать свою волю слабым. Но для благоразумного, почитающего и боящегося Богов, это пища для ума и питье, которое возвысит его душу до звездных высей».

«Знай, о, сын мой, то, что прочтешь ты, может убивать и сохранять. А посему не поддавайся искушениям Зла использовать полученные сведения с худым умыслом. Ибо все действия и их последствия обращаются на совершавшего их. Посему делай Добро, и умножится твое достояние».

Эвайн взглянула на Риса.

– Своевременное предупреждение. Успеваешь разбирать?

– Язык понятен. Некоторые из моих текстов по исцелению примерно из того же времени. Почерк не очень разборчив. Читай дальше, я постараюсь не отставать.

– Хорошо. «Часть Первая, посвященная принятию облика умершего и сопряженным с этим опасностям». Кажется, отсюда отец почерпнул свою идею.

– А потом соединил ее с обменом личинами, как делал на похоронах Катана, когда мы с Йорамом передали свои обличия Кринану и Вульферу, – согласился Рис. – Второй заголовок? Что-то насчет мозга умершего?

Эвайн кивнула.

«Часть Вторая, представляющая мудрые советы относительно чтения памяти умершего и страшных бед, подстерегающих неосторожных».

Рис кивнул.

– Это он тоже уже сделал. Насколько я могу судить, он принял оставшиеся воспоминания и блокировал их до лучших времен. Если восприятие памяти было осуществлено неверно, он может сойти с ума, запутавшись в том, какая часть его существа принадлежит ему самому, а какая – Алистеру.

– Об этом Третья часть, – произнесла Эвайн и продолжила. – «Часть Третья, представляющая собой наставления к безопасному усвоению памяти другого, уделяющая особое внимание опасности сумасшествия и возможности избежать его».

– Итак, нам нужна последняя часть этого свитка, – сказал Рис, помогая свернуть часть свитка с двумя первыми наставлениями.

Наконец среди текста они увидели название, точно повторяющее третий пункт оглавления. Под ним было несколько строк, исписанных мелким почерком, куда более ясным, чем в начале. Эвайн склонилась к свитку, а Рис придвинул свечу. В его жене не чувствовалось напряжения и беспокойства, но читала она с волнением.

«Человек, теряющий разум от желания получить память другого, действительно безумец. Но если уже ничем нельзя этому противостоять, то он должен сделать все, чтобы уменьшить цену принятия памяти, которую предстоит заплатить ему и окружающим.

Он не должен медлить, потому что оказавшаяся в ловушке чужая память подобна гнойной язве и может уничтожить того, кто принял ее. Он лишится своей энергии и способности исцелять телесные раны, станет подвержен головным болям и будет пребывать в полусонном состоянии. Воздействие будет усиливаться по мере увеличения чужеродной памяти… А посему мудрый человек пригласит помощников для осуществления этой задачи, чтобы обратиться к их силам для восстановления собственных.