Остров выживших - Карен Трэвисс

«Ведь ты хотел свести с ними счеты, в последний раз, разве забыл?

И подумать только, именно мы нашли эти туннели! Они пришли сюда из-за меня!»

— Центр, это Сантьяго. Я следую вдоль обрушивающегося туннеля. Видите что-нибудь?

— Они появляются около мест скопления людей. Раздача продуктов, медицинские пункты, общественные туалеты. Всем подразделениям — к бою!

— Сколько их? Я спрашиваю, сколько?

Но ответ затерялся в беспорядочном потоке слов. Дом различил голос Матьесона, затем до него донесся крик Маркуса, который просил огневой поддержки. Битва разгорелась в центре города. Дом видел вспышки и слышал гул взрывов. Теперь ему приходилось пробиваться сквозь толпу гражданских, бежавших навстречу: женщины в одних ночных рубашках тащили на руках детей, некоторые несли с собой сумки с предметами первой необходимости — люди были приучены держать их под рукой на случай тревоги. Противника не было видно. Возможно, гражданские бежали навстречу новой волне червяков, но он не мог знать этого, не мог остановить их. Ему нужно найти свой отряд.

«Где Аня? Вот черт! Может, она не добралась до командного центра?»

Впереди раздался грохот. Дом увидел, как ему сперва показалось, столб дыма, но это была пыль; по пути ему пришлось дышать этой пылью, огибать каменные глыбы, разбросанные по дороге. Это рухнуло какое-то здание. Выбравшись из облака пыли, он оказался на городской площади, где находился центр распределения продовольствия, и здесь он обнаружил червяков.

В центре всегда было много народу. На распределение продуктов и раздачу обедов уходил целый день. Берни и Бэрда он сразу заметил в группе солдат, стрелявших из укрытия, потому что они никогда не носили шлемов, но ни Маркуса, ни Коула видно не было. Дом подумал было попытаться вызвать Аню по рации, но инстинкты подсказывали ему иное, и в конце концов он прижался к ближайшей стене, стреляя из укрытия — из-за угла полуразрушенного здания, в котором когда-то находился банк.

Десятка два червяков поливали продовольственный центр огнем из автоматов, пока гражданские пытались бежать или скрыться в здании. Берсеркер, пошатываясь, металась по площади, обезумев от жажды смерти; цепь, свисавшая с ее упряжи, бешено молотила ее по спине. Возможно, она выследила людей по запаху, потому что червяки женского пола умели делать только это — они были тупыми, жестокими тварями, даже по меркам червяков. Дом подождал, пока она обернется; она загородила его от вражеских стрелков, и тогда он бросился к Бэрду.

Берсеркер остановилась и развернулась, затем заметила Дома.

«Вот дерьмо!..»

Сейчас он выяснит, сколько магазинов нужно истратить, чтобы покончить с ней. Его застигли на открытом месте. Внезапно ему стало все равно.

«Ну и что? Что с того? Я хотел бы перебить их всех, но если я убью одну сучку, то помешаю ей плодить потомство».

Дом бросился на нее, стреляя на ходу, почему-то решив, что сможет пробить ей брюхо, и зная, что погибнет, пытаясь это сделать. В этот момент жизнь предстала перед ним с необыкновенной четкостью, она стала разумной, упорядоченной, словно островок спокойствия в центре тропического циклона. Он знал, что нужно делать, и больше ему не придется беспокоиться о том, как жить дальше после того, как схлынет волна адреналина.

Никакого «дальше» уже не будет.

Берсеркер приближалась. Дом чувствовал ее запах. Он уже забыл, как жутко воняют червяки, даже живые.

«Я умру, но заберу тебя с собой, сука».

Он отскочил в сторону, вставляя новый магазин. Дом чувствовал странное спокойствие и легкость. Кто-то заорал на него, и он различил слово «козел», но не обратил на это внимания, пока справа от него не пронесся ревущий «Кентавр». В следующее мгновение его швырнуло на спину, на него навалилась какая-то тяжесть, и у него перехватило дыхание; затем прогремел мощный взрыв, и его осыпало обломками. Перестрелка продолжалась. Он попытался подняться. Над ним пролетали снаряды из гранатомета.

— Ты что, рехнулся, мать твою? — Это был Маркус. Это он придавил Дома к земле. — Ложись!

Огромные шины промелькнули так близко от головы Дома, что он почувствовал их запах, ядовитый, как вонь берсеркер: удушающий запах резины, который застрял у него в глотке. Он с трудом повернул голову, чтобы рассмотреть, что происходит. Танки ехали, чтобы покончить с червяками.

«Черт!»

— Чисто! Получите, сволочи! — В нескольких метрах от них раздался голос Коула. — Ага, с вами все кончено, твари! У кого-нибудь есть огнемет? Надо здесь почистить…

Маркус встал и несколько мгновений смотрел на Дома сверху вниз, прежде чем подать ему руку. Дом резко перенесся обратно в реальность, недавнюю отстраненность как рукой сняло. Он дышал прерывисто, сердце колотилось как бешеное.

«Вот черт, я свихнулся».

— Дом, не делай так больше. — Маркус схватил его за локоть, словно собирался встряхнуть и вправить ему мозги. — Тебе придется справиться с этим и жить дальше. Зачем, по-твоему, мы победили этих гадов — чтобы ты загубил свою жизнь?

Дом теперь достаточно точно мог читать мысли Маркуса. Его снова захлестнуло чувство вины, но на этот раз не из-за Марии. Он постарался снова стать прежним, не только ради себя, но и ради Маркуса.

— Прости, друг. На меня что-то нашло.

Маркус выпустил его плечо, затем начал переходить от одного трупа червяка к другому, словно подсчитывая их и кивая на ходу.

— Я понимаю. Ты просто запомни, что снаряд из «Кентавра» в заднице способен испортить тебе день — и мне заодно.

Наводчица «Кентавра» выглянула из верхнего люка танка и окликнула их. Со своего места ей хорошо было видно поле боя.

— Их немного. По-моему, и сорока нет. — Она подняла на лоб очки и, нажав на наушник, некоторое время слушала. — Ага, горстка охотников. Придется нам какое-то время еще добивать остатки, но, по крайне мере, остались одни самки.

— Не крупные, по нашим меркам, — заметил Маркус. — Но все равно страшно, когда они появляются среди гражданских.

Дом смотрел, как уносят раненых.

— Рано или поздно мы перебьем всех. Их становится все меньше.

Какая-то женщина с ярко-рыжими вьющимися волосами подошла к нему, держа на руках мальчика лет четырех или пяти. Дом подумал было, что она хочет попросить его о помощи; но, когда она подошла ближе, он увидел, что ребенок мертв. Голова его была запрокинута, в груди виднелось отверстие от пули. Тяжелее всего Дому было видеть убитых детей.

— Нам говорили, что мы здесь в безопасности, — сказала женщина; глаза ее были сухи, но ее трясло. — Вы должны были охранять нас, сволочи. Что я теперь скажу его отцу?

Эти слова были для Дома подобны пощечине, и он хотел было ответить, что отлично знает, каково это — потерять ребенка, но не знал, с чего начать. Женщина ушла, ее увели прочь санитары, а Дом застыл на месте, готовый разразиться рыданиями и рухнуть на землю. Но он постарался вычеркнуть из памяти эту сцену — у него не было иного выхода. Маркус повел его в казармы.