Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир - Джон Дикки

В воскресенье 9 июля мятежные солдаты вошли в Неаполь и были увенчаны лаврами. За ними следовали оркестры и многочисленные ряды угольщиков. Над городом был поднят черно-красно-синий триколор. С криками «Да здравствуют угольщики!» процессия собралась перед Королевским дворцом. Сам монарх притворился больным, но на балконе появились остальные члены королевской семьи. В неубедительной попытке соответствовать настроению они надели розетки с цветами карбонариев.

История угольщиков изобиловала взлетами и падениями, и им так и не удалось закрепить результаты своей революционной деятельности. Они разругались между собой, а меж тем в марте 1821 года австрийская армия вновь прибыла в Италию, чтобы поддержать Фердинанда. В других частях Италии — Пьемонте и Папской области — карбонарии также ничего не добились. Об их деятельности в Равенне известно лишь благодаря тому, что в 1820 году к ним присоединился лорд Байрон. При этом, несмотря на весь свой революционный запал, в январе 1821 года он пишет явно разочарованно: «У карбонариев, похоже, нет никакого плана — они не знают, когда, где и как действовать».

Многие из карбонариев уехали за границу. Одним из них был ученый Габриэле Россетти. Его дети — поэтесса Кристина и поэт и художник Данте Габриэль Россетти — родились в Лондоне. Также в Англии нашел приют Антонио Паницци. Он станет первым британским профессором итальянского языка и литературы в Лондонском университете. Перебрался в Лондон и итальянский секретарь лорда Байрона Антонио Лега Замбелли. Он открыл дело по приготовлению пасты.

Провал восстания 1820 года не стал концом истории. К тому времени группы карбонариев уже были (снова) организованы во Франции. Сицилия же, до тех пор в значительной степени невосприимчивая к лихорадке тайных обществ, вдруг ею тяжело заболела. В некоторых провинциях материковой части Южной Италии карбонарии продолжали действовать еще более десяти лет. Периодически происходили локальные восстания. В 1828 году в ходе подавления одного из них горная деревушка Боско была разрушена до основания пушечным огнем, а ее жители разбежались кто куда. Действовали угольщики и в других частях Италии. Они принимали активное участие во многих революциях, вспыхнувших в 1830 году. Но после этого их влияние начало угасать. Противоречивое сочетание ритуальной таинственности и открытости для членов с самыми разными политическими философиями оказалось губительным. Пик активности карбонариев в Неаполе пришелся на 1820–1821 годы. Спустя сорок лет в событиях, приведших к созданию единой Италии, уже ни карбонарии, ни другие итальянские тайные общества существенного участия не принимали.

Но те страницы истории, которые добрые кузены начертали древесным углем, на фоне последующих событий все равно не были забыты. Карбонарии были первым тайным братством, организовавшим крупную европейскую революцию и создавшим тем самым важный прецедент. Действительно, заговоры наполеоновских и реставрационных лет оставили глубокий след в истории.

Во-первых, они вдохновили грядущую эпоху революционных движений в Европе и за ее пределами. Тип современного революционера, тайно замышляющего создание лучшего мира путем искупления насилия, появился как побочный продукт масонства в эпоху романтизма. Как писал один историк: «Современная революционная традиция в том виде, в котором она была распространена при Наполеоне и во время Реставрации, выросла из оккультного масонства».

Во-вторых, усилился страх перед тайными обществами, ибо фантазии аббата Баррюэля неожиданно приняли вполне осязаемую форму. Другое дело, что угольщики определенно не были дисциплинированной организацией заговорщиков, хотя часто именно такими их представляют.

В-третьих, несмотря на масонский принцип невмешательства в политику, вошедший в «Конституции», благодаря Наполеону и карбонариям Италия породила самую политизированную масонскую традицию в Европе.

В-четвертых, и это было еще более локальное последствие, лихорадка тайных обществ превратилась в эндемическую болезнь Неаполитанского королевства. Чтобы понять суть этого своеобразного наследия карбонариев, необходимо ознакомиться со всем спектром их деятельности. Они захватили местную политику, превратив ее в ожесточенное противостояние разных фракций. Они подняли себя над законом до такой степени, что в некоторых регионах они, по сути, создали государство в государстве. Они были замешаны в мятежных заговорах, но в то же время использовались государством для борьбы с политической оппозицией. Их сети контролировали государственные должности и ресурсы. В их рядах вымогатели и убийцы «трудились» плечом к плечу с представителями социальной элиты. Они контролировали тюремную систему изнутри.

В 1860-е годы, когда юг стал частью единой Италии, в Неаполе и особенно в сицилийской столице Палермо полиция столкнулась с тайными обществами преступников, которые специализировались на вымогательстве. При этом большинство их членов участвовали в тех политических процессах, которые привели к созданию единого итальянского государства. Многие из них были тайными агентами полиции Бурбонов и были связаны с сотрудниками итальянской полиции. Они использовали свои сети, чтобы оказывать влияние на экономику и местное самоуправление. У них были влиятельные друзья среди элиты, которые укрывали их от уголовного преследования. У них была сеть связей в тюрьмах. Когда в 1870-х годах в правительственном докладе были представлены доказательства существования именно такого тайного общества на западе Сицилии, корреспондент «Лондон таймс» описал его как «неуловимую секту, чья организация столь же совершенна, что и у иезуитов или масонов, и чьи тайны еще более недоступны». «Секта», следуя устоявшейся практике, действительно была термином, часто используемым первыми итальянскими исследователями для описания этого зловещего явления. Они использовали и другое слово, более известное в наши дни: мафия.

Типичным масоном XVIII века был интеллектуал-космополит. Во времена Наполеоновской империи и Реставрации идеологический центр тяжести масонства сместился. Будь то чиновник и офицер Бонапарта или заговорщик, порожденный Французской империей, типичный масон был теперь патриотом и строителем нации. Так было до конца XIX века — и в большей степени в Соединенных Штатах Америки, где «искусство» стало своего рода государственной религией.

В годы Войны за независимость США Джордж Вашингтон объединил разрозненные и не слишком дружественные силы тринадцати угнетенных колоний и спустя восемь лет боевых действий одержал победу над самой мощной в мире военной державой. В декабре 1783 года Вашингтон отказался от соблазнительной возможности стать главой только что провозглашенной республики и, сложив полномочия, отстранился от общественной жизни и вернулся на свою плантацию в Виргинии. Через три года он, не сильно того желая, был вынужден вернуться к политической жизни. Вашингтона попросили председательствовать на собрании, на котором впоследствии был разработан проект Конституции Соединенных Штатов. В 1789 году его единогласно избрали первым президентом США. Должность эта сосредоточивала всю власть в одних руках. Однако вместо узурпации власти Вашингтон назначил себе в помощь талантливых министров, распределил их полномочия, а свое новое бремя принял с самоотверженным достоинством. В 1792 году вопреки его заветным желаниям он был избран на второй срок — вновь единогласно.