Франция и французы. О чем молчат путеводители - Стефан Кларк

Est-ce que les travaux ont été votés? – Эскке ле траво онтете воте – Эта работа получила одобрение всех совладельцев дома?

(Если да, то платит продавец, не покупатель.)

Pouvez-vous me montrer une preuve/un certifi cat/un bail/ un contrat/l’acte de propriétéune pièce d’identité/ l’argent? – Пувэ ву м’монтрэ ун прев/ан сэрти-фика/ан ба-и/ан контра/ лак де проприэете/ун пи-эс ди донтитите/ларжан – Вы можете это доказать/ представить свидетельство/ договор аренды/ соглашение/ купчую/ какой- нибудь документ, удостоверяющий вашу личность/ показать деньги?

Est-ce qu’il y a eu un permis de construire pour la piscine/la terrasse/l’étage supplémentaire/ la maison. – Эскил-ья-ан пэрми д’конструир пур ла писс-ин/ ла тэрасс/ле-таж суплэ-монтэр/ ламэзо – Получено ли разрешение на строительство плавательного бассейна/ террасы/ еще одного этажа/ дома?

Oui[259], Я пускаю вам дым прямо в тарелки, et alors[260]?

Французы гордятся тем, что они индивидуалисты. Они считают это доказательством того, что они люди с caractère[261], а не ласковые вьючные животные, как английские футбольные болельщики или все скандинавы. На самом же деле, впрочем, они лишь пытаются найти для себя философское оправдание, когда в автобусе не уступают место беременной женщине.

Это не вполне справедливо. Чувство солидарности во Франции более крепкое, чем во многих окружающих ее государствах. Французы платят высокие налоги и взносы в службу социального обеспечения, которые идут на выплату достойных пенсий, хороших пособий по безработице и покрытие первоклассных медицинских услуг. У них имеется закон – nonassistance à personne en danger[262], – который обязывает вас помочь человеку, если его грабят на улице или он зовет на помощь у дверей вашей квартиры, хотя бы позвонив по телефону. Домовладелец не имеет по закону права выселять зимой неплатежеспособного жильца либо отключать у него электричество. Здесь практически невозможно лишить детей наследства по завещанию. И, как мы уже убедились, читая вторую заповедь, даже в разгар длительной забастовки транспортников наемные работники поддерживают друг друга.

Однако в душе французы ощущают себя одинокими воителями, сражающимися против системы и всего мира.

Согласно классической теории, истоком индивидуализма является крестьянское происхождение – практически во всех французских семьях, стоит вернуться на два-три поколения вспять, встречаются фермеры, которым приходилось вести борьбу не только с покупателями сыров и продавцами плугов, но и со стихиями. Впрочем, из этого вовсе не следует, будто каждый француз должен уметь доить козу. На самом деле их (современных французов, не коз) обучают индивидуализму под строгим надзором в школе. Во-первых, здесь нет школьных форм, так что ученики одеваются во что попало. Они носят только то, что им нравится (за исключением предметов с религиозной символикой). По достижении одиннадцати лет детей посылают в collège[264], младшую ступень средней школы, в которой они пребывают до четырнадцати лет. Лишь у немногих расписание уроков совпадает с расписанием их друзей, так как набор предметов у всех разный, и зачастую занятия начинаются и заканчиваются в разное время. Еще хуже дела обстоят у пятнадцатилетних подростков в lycée[265], где фактически отсутствует само понятие о школьном расписании. В некоторых школах подросткам даже позволяют курить на спортивной площадке. Это полное laissez-faire[266]. Кроме того, всякий раз, когда проводятся экзамены на baccalauréat[267], пародия на экзамены, многие школы пустеют, и ученики всех возрастов высыпают на улицу, где остаются один на один с собственным злокозненным умом.

В университете борьба за выживание только обостряется. Следуя духу так называемой демократии, в университеты принимают всех, у кого имеется baccalauréatи кто желает записаться на какой-нибудь курс (и чья родительница готова в день регистрации простоять в очереди немало часов кряду). Поскольку аудитории, или лекционные залы, переполнены, студентам приходится биться за сидячее или стоячее место где-нибудь у стены. В разгар толчеи появляется (если у него нет, разумеется, более достойных дел, например хорошо оплачиваемой исследовательской работы, или если он не занят в забастовке) преподаватель, который что-то рассказывает, а затем исчезает[268]. По крайней мере, так обучают студентов на первом курсе, и в результате половину из них отчисляют за несданные экзамены. Сам Дарвин не придумал бы более изощренной системы превращения молодых французов в одиноких рейнджеров.

Впрочем, у такой системы есть одно крупное преимущество. Поскольку школьная жизнь не загнана в определенные рамки, учащиеся бо льшую часть своего времени заняты тем, что к школьной программе никакого отношения не имеет. В перерывах между занятиями они часами болтают о совращении и приобретают на этом поприще практический опыт. Они учатся у взрослых красиво курить и шляться по кафе. И поскольку они обычно остаются в родительском доме, с мамой и папой, пока им не исполнится по меньшей мере четверть века, им удается вести взрослый образ жизни, не подыскивая высунув язык ни работы, ни другого жилья. Им ничто не мешает, столь удобно устроившись, думать только о moi[269].