Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая

Но божечки… Если сначала Бер узнает, что у Малуши есть дитя… А потом Малуша приедет в Хольмгард и как-то выплывет наружу, что это дитя – от Святослава, тоже внука Сванхейд… да она проклянет всех своих потомков по ветвям Мальфрид-старшей и Ингвара. Да и прочую родню, что допустила эту позорную связь…

Ута сидела, будто облитая ведром ледяной воды, и не знала, на что решиться. А посланец богов не давал времени на раздумья.

– Ты ведь укажешь мне дорогу к той избушке? – Бер придвинулся ближе и ласково взял тетку за руку. – Научишь, как ее повернуть к лесу задом, а ко мне передом? Ты мудрая женщина, и я уверен, что по твоим советам справлюсь с этим делом наилучшим образом.

– Утро вечера удалее, – только и ответила Ута теми словами, которые невольно подсказал ей он сам. – Ложись-ка спать, добрый молодец, завтра еще поговорим. Здесь живет мать этой девушки, Предслава, нужно узнать, что она думает об этом.

На самом деле Ута не сомневалась, что подумает Предслава. Да та своими руками привяжет лыжи этому парня, который обещает вернуть ей дочь.

Судимер уже дал согласие, а он здесь князь. Похоже, уже ничего не изменить, все решено богами и судьбой.

Но даже когда все улеглись по своим местам и затихли, Ута и не мечтала заснуть. Лежа в темноте с открытыми глазами, она будто слышала, как в темном небе гудит нить на веретене суденицы.

* * *

Назавтра Бер со товарищи сперва отоспался, потом сходил в баню и готов был на следующий день отправиться в лес за девушкой. Но пришлось подождать еще два дня: плесковские родичи все совещались между собой. Ута сходила за реку, к сестре своей матери, самой старой бабке в округе, а Улеба посылали куда-то верхом, к какой-то Уломовне. Но Бер, несмотря на нетерпение, неплохо провел время с Алданом, мужем Предславы. Из всей родни этот его зять, родом датчанин, понравился ему больше всех: спокойный, как поминальный камень, великан с лицом умелого убийцы и добрыми глазами. Не теряя времени даром, Алдан преподал Беру несколько уроков из принятой здесь рукопашной борьбы.

– Так здесь дерутся с медведем мужики на весенних праздниках, – объяснял Алдан. – Каждую весну он приходит сюда на игрища, уволакивает девку, но недалеко, только до опушки леса. Там есть яма, якобы его берлога, и нужно вызвать его оттуда на драку. Бороться с ним ходят поочередно. Он неплохой боец – средних лет мужчина, не слишком молодой и не слишком старый. Бывает, что опрокинет троих-четверых, а позволяет себя победить и отдает девку, когда ему самому надоест эта забава. Оружие применять нельзя, ты знаешь?

– Знаю. Но Судимер говорил, что Мстислав из Киева убил одного такого.

– Тебе не понадобится никого убивать. Пусть женщины собирают свой женский тинг, но я думаю, они не вспомнят такого закона, который запрещал бы юношам пытаться отбить девушку у медведя в любое время. Самое худшее, что может случиться – если ее срок еще не вышел, ты вернешься без девушки и с подбитым глазом.

– Если бы я собирался в лес за подбитым глазом, то остался бы дома! – надменно ответил Бер. – Этого добра у нас в Хольмгарде можно раздобыть не хуже здешнего. И я вернусь с девушкой. Попомни мое слово!

Алдан оказался прав: на третий день вечером Улеб сказал Беру, что завтра утром проводит его к границам Окольного, где обитают колдуны. Отправились они только вдвоем: отроков пришлось оставить в Варягино, однако Бер не возражал. Это была его сага, и все подвиги в ней он намеревался совершить сам. Пошли на лыжах: тропинки через лес занесло снегом, и пока еще их не протоптали заново.

– Хорошо, что холод, – сказал Улеб по дороге. – Болото замерзло. Пройдем напрямую, много сил сбережем.

Вышли они, чуть начало светать – ровно настолько, чтобы Улеб, проживший в этих краях уже около двух лет, мог отыскать дорогу. Но и так путь занял у них больше половины дня. Присаживались отдохнуть и перекусить хлебом и салом всего один раз: приближались самые короткие дни в году, рассиживаться было некогда.

– Тебе, может, у Буры-бабы ночевать придется, – предупредил Улеб. – Но ты ее не бойся.

– Если она не соберется зарезать меня во сне и съесть, то чего мне ее бояться?

– Ты ее еще не видел…

– У нее можно брать пищу? Я не потеряю память и не останусь там навек среди чудовищ, если съем у нее что-нибудь?

– Только при входе – если ты не съешь киселя, то вы с ней не сможете видеть и слышать друг друга. Но помимо этого она редко кого-нибудь угощает, – ответил Улеб, и по голосу его было ясно, что «редко» означает «никогда». – Моя мать когда-то давно прожила у нее в избушке несколько дней, ела ее пищу – другой у нее с собой не было, – и с ней ничего плохого не случилось. Ну, то есть, – он вспомнил, сколько всего плохого случилось с Утой еще до истечения того года, и поправился, – она не потеряла память. Но тебе бы лучше воздерживаться, если будет можно.

– На этот случай у меня кое-что есть с собой. Два дня точно продержусь. И я знаю, что отвечать, если она сочтет мое воздержание невежливым.

– Умный, аж противно! – Улеб засмеялся, оглядываясь на него через плечо. – И главное, не забудь потом правильно выйти, чтобы не остаться во власти Нави. Помнишь – входить через левую от себя створку, выходить обратно – через правую.

– Но это же… – Бер немного подумал, – получается одна и та же?

– Ну да, – Улеб тоже подумал. – Это створка, через которую ходят живые. А сама Бура-баба – через другую.

Бер понимающе кивал. Он уже прикидывал, не лучше ли будет постараться избежать знакомства с этой местной великаншей Модгуд, охраняющей вход в страну Хель. Кроме кожуха и худа с шапкой на нем был толстый шерстяной плащ, на поясом топорик, в заплечном мешке хлеб и вяленое мясо, а в огнивице на поясе – весь набор для разжигания огня. С юных лет хаживая на ловы, он привык к ночевкам в лесу и не беспокоился о себе, даже если не получится выйти к жилью до наступления ночи.

Но потом передумал: лучше сделать все как полагается. От Сванхейд он знал немало саг о путешествиях разных людей на тот свет и о пугающих дивах, которые те там повстречали; жаль будет, если его собственная сага окажется маленькой и неувлекательной из-за того, что он слишком мало повидал!

Наконец Улеб, шедший впереди, остановился и воткнул палки в снег.

– Вот Навий ручей.

Бер осторожно обошел его, опасаясь наткнуться на коряги под снегом. Впереди был хорошо видел замерзший ручей; снег поверх льда был еще не потревожен ни одним человеческим следом, только птичьими. За ним зеленел густой ельник, и за ручьем не было ни тропинок, ни следов. Лишь мелкие ветки и лесной сор пятнали белое снеговое покрывало, и сразу делалось ясно: нарушить эту гладкую белизну будет немалой дерзостью.

На ближнем берегу ручья Бер приметил дощатый короб, поднятый на высоту человеческого роста, с двумя камнями на крышке.

– Что это?

– Сюда подношения кладут. А оттуда, – Улеб кивнул на ельник, – выходят и забирают.