Бешеный прапорщик - Игорь Черепнев

«Во-первых, хочу серьезно и искренне сказать тебе «БОЛЬШОЕ СПАСИБО»! В прошлый разговор ты пообещал, что скучно не будет. Я не сразу тебе поверил, все это время просто смотрел, что ты делаешь и думаешь. Но когда начались боевые выходы, то понял, что имелось в виду. И, самое интересное, мне тоже захотелось принимать в этом участие. Умирать я больше не хочу! Хочу воевать по-настоящему, а не торчать в окопах и гонять солдат на пулеметы. Мешать тебе я не собираюсь, буду смотреть со стороны и иногда подавать голос, когда посчитаю нужным. Я не слишком сумбурно объясняю?»

«Нет, все предельно ясно. Типа будешь стоять в сторонке и подсказывать, когда в голову взбредет. Хорошо придумал! А потом тебе надоест, и ты начнешь мне мешать. В результате – сдохнем оба».

«Не угадал. Буду учиться у тебя и в некоторых случаях – страховать. Если ты, например, с дивизионным батюшкой будешь часто общаться, он сразу заподозрит неладное. Простейших вещей не знаешь, фразы не так строишь… Еще перечислять?.. Ты, как православный, должен знать наизусть «Символ веры», «Отче наш» и «Богородицу». Ты все это можешь вот так сразу рассказать? Я уж не говорю про правила политеса и комплименты дамам».

«Ну, тут ты прав. Не могу».

«Или разговор с кем-то будет важным, а ты не заметишь и скажешь что-нибудь не так. А я в таких случаях буду рядом и подскажу. И вот тебе первая подсказка: вспомни, про что рассказывал Анатоль Дольский, когда твои звездочки обмывали».

«Да этот балабол о чем только не рассказывал. Рот не закрывался».

«Он, в частности, рассказывал про одного польского пана-аристократа… Не помнишь? Где тот пан обитал, а?»

Вот тут я окончательно проснулся. И вспомнил… Правила и нравы офицерской пирушки практически не изменились за прошедшие для меня десятилетия. Чаще всего встречалось два возможных сценария: когда позабыв на время о причине и виновнике торжества, крепко спаянный коллектив распадается на небольшие группы «по интересам», либо общим вниманием завладевает тот, кто заслуженно считается душой компании. Именно таким человеком и был Анатолий Иванович. А разговоры на войне, так или иначе, сводятся к ностальгическим воспоминаниям о маленьких прелестях мирной жизни. В перечень оных непременно входят карты, рыбалка, охота, баня, скачки и, естественно, дамы. Причем очередность обсуждения зависит от личных пристрастий рассказчика и общего градуса компании. Но в данном, конкретном случае Дольский превзошел самого себя, а быть может, и своего знаменитого предшественника, воспетого в стихах Дениса Давыдова, ротмистра Бурцева:

– Помнится, господа, аккурат после юбилея Отечественной войны двенадцатого года, служил я в этих местах старшим адъютантом штаба дивизии. Да, кстати, господин подпоручик, а почему бокал ваш опустел? Непорядок, сейчас исправим… Так вот, командир нашей дивизии был большим любителем охоты и особенно – парфорсной. Говорят, заразился сей страстью еще в академии. И на сим увлечении близко сошелся с местным польским аристократом…

Далее следовал рассказ, как Анатоль несколько раз сопровождал своего командира в весьма приятных вояжах в некий «охотничий домик», который, по сути, был двухэтажным каменным строением, стилизованным под рыцарский замок. Хозяином сего гостеприимного места был граф то ли Взбздышек-Храповницкий, то ли Хрен Его Знает Как Еще, который, по его собственным словам, состоял в родстве с несколькими «фамилиями» Пруссии, Австрии и, естественно, Польши. Впрочем, его гостей гораздо больше интересовали родословные графских охотничьих собак, чем «правдивое» генеалогическое древо самого графа. В стаю их сиятельство умудрился собрать польских гончих самых чистых кровей и закономерно гордился этим… А находились его охотничьи угодья недалеко от городка Лович – той самой станции, где мы сегодня были. Со слов Дольского, граф даже хвастался, что название местечку было дано в честь охот – «ловитв», которые устраивали его предки…

«Хорошо, «номер раз», мысль интересную подкинул. Давай посмотрим, что получится из нашего дуэта. Но учти: Даша – это только моё! Понял?! Не смей вмешиваться!»

«Да, понял, понял… Мне с женщинами все равно не везет. Так что, тут ты – вне конкуренции. Думай, старлей…»

А думать особенно было не о чем. Покемарив до подъема, я поделился мыслью с Михалычем, и тот ее полностью одобрил. В смысле – сходить, посмотреть. В самом лучшем случае мы могли бы там пару раз переночевать, отсидеться в случае чего, а потом двинуть дальше. В худшем – не для нас, разумеется, – разжиться «источником информации» якобы очень благородного происхождения. В пророссийский патриотизм польского графа я не верил ни секунды.

Аристократы – вообще космополитичная банда, в смысле – каста. Многие не побоялись с российским мундиром носить траурные повязки по германскому принцу. И это было воспринято с пониманием. Как же – бомонд, блин!..

Короче, собираемся и идем на северо-запад, Анатоль говорил тогда про это направление. Опознавательным знаком, опять-таки с его слов, должна быть ветряная установка, вырабатывающая электричество для поместья.

Когда все поднялись и позавтракали, объявляю следующий этап нашего «забега на длинные дистанции»:

– Слушаем все. Сейчас наводим здесь порядок, убираем лишний мусор и выдвигаемся к лесу западнее нашего лагеря. Там обустраиваемся и парами рассыпаемся веером по окрестностям. Ищем место, где есть поле, небольшой лесок и ветряная мельница. Как она примерно выглядит – сейчас нарисую. Рядом с ветряком должен стоять двухэтажный каменный дом. Кто найдет, себя не обнаруживать, к дому близко не подходить. Понаблюдать немного, и назад…

– Ваше благородие, дозвольте обратиться! – Семен уже закончил с переодеванием и решил подать голос. – Мы когда к фронту бежали, видели такое место отсюда недалече. И дом каменный, и меленка вот такая ажурная с крыльями, и луг огромный рядышком. Возьмите меня проводником, я дорогу запомнил… Ежели доверяете…

За ночь его лицо немного посветлело, синяк спал со скулы, ссадина почти затянулась. То ли травки помогли, то ли здоровья в нем много. Смотрит просяще, но с достоинством. Видно, действительно, хочет помочь.

– Добро, пойдешь впереди с Гриней… И вот еще, – внезапно принимаю решение, наклоняюсь, поднимаю с земли трофейный «маузер», протягиваю сибиряку. Краем глаза ловлю одобрительный кивок Михалыча. – Будем считать, что ты временно прикомандирован к нашей группе.

Семен бережно принимает карабин, ласково, как кошку, гладит цевье, клацает затвором. Потом поднимает на меня вроде как повлажневшие глаза.

– Поверили, значитца… Земной поклон вам за веру вашу… Не подведу…

Чтобы скрыть его и свое смущение, подзываю Савелия и тоже вручаю ему винтовку. Остается безоружным только Платошка. Ну да что-нибудь придумаем… О, штык трофейный ему в руки, чтобы от врага отбиваться!..

Все-таки, если Бог есть, то он – на нашей стороне. Мы только подошли к кромке леса, собирались уже выходить, как откуда-то сверху послышалось очень зловещее стрекотание. Наверное, у меня сработал киношный стереотип, когда, заслышав звук летящего вертолета, все рембы и терминаторы вдруг желают заделаться шахтерами и закопаться куда-нибудь поглубже от такой очень опасной «стрекозы»: