Амальгама 2. Тантамареска - Владимир Торин

Александр с трудом отвлекся от тягостных воспоминаний и прошел вниз, где за кособоким столом его уже ожидали жиденькие постные щи из кислой капусты и чарка водки. От водки странник отказался, а выпил вместо нее ядреного ржаного квасу, съел щи и отправился обратно наверх к себе в комнату.

Поутру настроение его чуть поднялось. Возможно, от лицезрения дворца, где он «скончался», а может быть, от двух увиденных в таганрогском порту итальянских кораблей. Судя по погоде – чего стоил один шквалистый ветер, – в ближайшие пару недель город они покинуть не смогут, а скорее всего, и в ближайший месяц, следовательно, сама судьба, а значит, Господь, поощряет задуманное им.

«На ловца и зверь бежит», – гласит русская поговорка. «Прибежал» он и на Александра в виде крепкого молодого итальянца Гарибальди, оказавшегося капитаном шхуны «Клоринда», проживавшим в соседней комнате. Первый вечер бывший император не стремился начинать знакомство – рано. Он приглядывался, прислушивался, благо, что итальянским владел вполне прилично, получив неплохую практику во время заграничного похода. Разумеется, многое забылось – сколько лет-то прошло с тех пор, считать страшно, – вот и сидел молча, припоминая основные слова и фразы. Джузеппе, как его называли друзья-приятели, Александру понравился. Даже стало немного жалко этого простодушного болтуна – за попытки скинуть с Италии австрийское ярмо власти карали сурово, куда там России!

Приступил он к реализации своего замысла на следующий день, весьма непринужденно и кстати вставив пару фраз, свидетельствующих о знании красот Италии. Джузеппе буквально взвился на дыбы и восторженно завопил, что должен непременно выпить за здоровье единственного русского, знакомого с лучшим языком в мире.

– И воочию любовавшегося наикрасивейшей страной в мире, – невозмутимо добавил Александр, усаживаясь подле гостеприимного итальянца и вкратце пояснив, что успел наглядеться на ее красоты, когда находился в составе русской армии, освобождающей его родину от французских узурпаторов во главе с Мюратом.

– И напрасно, – отозвался Джузеппе. – Поверьте, что австрийские, пришедшие им на смену, гораздо хуже. А впрочем, – беззаботно махнул он рукой, – все правительства по своей сути одинаковы. Да и черт с ними. Для меня главное, чтобы они продолжали ломить с торговцев дикие пошлины, чтоб мы никогда не оставались без работы. А уж мы сумеем провести нашу «Клоринду» сквозь бури и шторма, дабы доставить требуемое и вернуться в лучший город мира Ниццу. Верно, друзья?! – вскричал он, обращаясь к собравшимся за столом.

Те радостно загомонили, дружно соглашаясь. Лишь один – на вид даже чуточку моложе, чем Гарибальди, – оставался серьезным. Позже Александр узнал, что неулыбчивого молодого моряка зовут Джованни Батиста и, в отличие от всех прочих спутников Джузеппе, он – беглый эмигрант, бежавший от преследования австрийских властей. Разговорить его не составило труда – Джованни любил поболтать о борьбе за свободу родины, ради которой следовало пожертвовать всем, в том числе и самой жизнью. Не прошло и нескольких часов, как Александр узнал о том, что не далее как полтора года назад некто Мадзини основал в Марселе организацию «Молодая Италия», главная цель которой – освобождение Италии от иноземного ига и создание республики. В эту организацию входил и сам Джованни Батиста Кунео.

«Ты-то мне и нужен», – довольно улыбнулся в свою окладистую шелковистую бороду Федор Кузьмич, продолжая вытягивать нужные ему сведения из словоохотливого итальянца. А тот, продолжая неодобрительно поглядывать на Джузеппе и его спутников, заявил, что, если бы все итальянцы вместо погони за собственными удовольствиями думали о свободе родины, Италия давно бы выкинула узурпаторов-австрийцев…

Уже на следующую ночь Александр умело внушил спящему Гарибальди мысль о том, что теперь борьба за освобождение страны должна стать главной целью его жизни. Однако Джузеппе был лишь первой, но далеко не единственной ласточкой. Поначалу – этого ж не скроешь – Гарибальди был удивлен, как быстро меняются убеждения не только у него, но и у его матросов. Нет-нет, он был всецело «за», видя в них столь благодатную перемену, но удивление оставалось. Пришлось Федору Кузьмичу пояснить, что он сам – горячий сторонник свободной единой Италии, а вдобавок умеет убедить в этом же самом и прочих.

Уже к началу июня все было готово. Федор Кузьмич за прошедшее время сумел не просто вторгнуться в сон каждого моряка, но накрепко внушить мысли о необходимости борьбы за свободу своей страны. И даже если матрос был не итальянцем – у контрабандистов оказалась весьма разношерстная интернациональная компания, – он все равно изъявлял горячее желание помочь своим товарищам. Джованни Батиста Кунео только диву давался, глядя на своих товарищей, дающих пламенные клятвы отдать все свои силы, а если понадобится, то и саму жизнь, ради освобождения страны…

Погода еще не успела толком наладиться, да и море до конца не утихло, а Гарибальди со своим неуемным темпераментом уже приказал отдать швартовы, направившись обратно к берегам солнечной Италии. И думал он уже не о тюках с контрабандным шелком, не о брабантских кружевах, но о революции, обещающей смести ненавистное австрийское владычество.

Работать в «Соснах» было интересно. Алексею особенно понравилось то, что работа была совершенно секретная и чрезвычайно таинственная. Охранялись «Сосны» очень хорошо. Если выехать из Москвы по Н-скому шоссе и проехать километров 30 от МКАД, можно было увидеть справа по ходу движения высокий зеленый забор, растянувшийся на несколько километров вдоль оживленной трассы. Прерывался забор в одном месте. Там, у шлагбаума, днем и ночью дежурил скучающий гаишник в люминесцентном наряде. Он бродил туда-сюда, помахивая жезлом, но никогда ни одну из проносящихся мимо машин не останавливал. Ему это делать было запрещено. Задача у гаишника была проста и понятна – пропускать вовнутрь только машины с определенными номерами, список которых ежедневно утром прикалывал к информационному стенду внутри будки немногословный прапорщик в милицейском камуфляже.

Гаишник не знал, что прапорщик проделывает эту операцию каждое утро трижды. Потому что любому, кто захотел бы приехать в «Сосны», получив каким-то чудом на это разрешение, нужно было бы еще три раза пройти проверку документов на трех различных КПП, охраняемых в первом случае милиционерами, во втором – сотрудниками органов госбезопасности, а в третьем – таинственными крепкими мужчинами в штатском. И вот как раз после этих мужчин в штатском и начинался, собственно, объект «Сосны»: два ряда заборов с колючей проволокой, через которую был пропущен электрический ток, контрольно-следовая полоса, двухметровый кирпичный забор и аккуратная калитка в этом заборе, охраняемая двумя старшими лейтенантами госбезопасности.

Если пройти калитку, можно было попасть в настоящий рай. Зеленела яркая густая трава, в которой шныряли белки. Повсюду были разбиты цветочные клумбы. Крупные шмели перелетали с цветка на цветок, но делали это, казалось, аккуратно, чтобы жужжать потише, а наслаждаться душистым нектаром подольше. Ровные дорожки из желтого кирпича огибали журчащие фонтанчики и альпийские горки. Оглушительно пели птицы и стрекотали кузнечики, заливисто стучал дятел. Стройные корабельные сосны, из-за которых секретный объект, видимо, и получил свое название, стремились куда-то ввысь, но при этом щедро делились солнечными лучами с теми, кто остался внизу. Более того, солнечный луч, проникший сквозь ветки сосен, становился каким-то по-особенному теплым и приятным. Первые дни своего пребывания в «Соснах» Алексей очень любил гулять по аккуратным дорожкам под сенью этих сосен. Иван Иванович вышагивал рядом и посвящал новичка в удивительную историю проникновения в человеческие сны.