Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Я с восемнадцати лет сплю с одним мужчиной, и все равно подруги разговаривают со мной так, будто я в курсе всех этих штучек. Даже не знаю — может, они думают, что в школе я была первостатейной шлюшкой или помню свои прошлые жизни? Слава богу, я смотрела «Секс в большом городе». Я просто делаю выражение лица, как у Синтии Никсон — всезнающе-понимающее, — и киваю.

— Вот уж точно никудышный уик-энд, — я не смогла удержаться от сарказма. Все выходные Гвен занимается умопомрачительным сексом, потом является ко мне домой в депрессии и еще жалуется на то, что на ужин аспик! Спорим, Джулия уверенно справилась бы с такой ситуацией? Но у Джулии нет той ненависти к аспику, в отличие от меня. И она наверняка чаще занимается сексом.

— Подожди, то ли еще будет. Когда мы закончили, он попросил меня уйти, потому что ему нужно отдохнуть — на следующий день презентация нового проекта. Ну, я не против, мне и не нужно, чтобы он читал мне сказочку на ночь, баюкал в теплых объятиях и так далее. И вот в пятницу я прихожу на работу. Является он и почти не смотрит в мою сторону — впрочем, я его понимаю. Такие вещи никто не хочет предавать огласке. Весь день я жду, когда же он мне напишет! И сама умираю, так хочется написать ему, но сдерживаю себя, а ведь для меня это равносильно подвигу, разве не так?

— Точно.

— Но он не пишет. Ни одного сообщения. Торчу в офисе до девяти — ни писка.

— Ой.

— В субботу сижу дома в обнимку с ноутбуком и сотовым в кармане. Наконец, естественно, срываюсь и в полшестого сама посылаю ему сообщение. Ничего особенного: «Привет, какие планы на вечер?» Через десять минут он отвечает: «Приезжай ко мне».

— Ух ты! А можно еще сигаретку?

— Бери сколько хочешь. Короче, через двадцать минут я уже там, и все повторяется заново — и даже лучше, чем в первый раз.

— Угу. Я все жду, когда же начнется плохое.

Гвен пристыженно посмотрела на меня.

— Ммм… вообще-то, теперь, когда я вспоминаю обо всем, мне уже кажется, что ничего плохого и не случилось.

— Так я и знала. Ты пришла критиковать мое желе и издеваться надо мной, рассказывая о своей великолепной сексуальной жизни в лос-анджелесском стиле!

— Да нет же, нет. То есть… мы провели вместе всю ночь, потом я оделась и поехала домой, а он утром сел в самолет и улетел к жене. Я, конечно, ничего против не имею, я же за него замуж не собираюсь… Значит, все в порядке? У нас полное понимание.

— И в чем причина твоей трагической апатии?

— В том, что теперь все начнется заново. В лучшем случае мы снова будем переписываться по Интернету, полгода, а то и больше я буду сходить с ума, в зависимости от того, когда он снова заявится в Нью-Йорк, и дальше по кругу. Только вот теперь я знаю, каково с ним в постели. И скажу тебе, не так уж и круто. Нет, круто, конечно, но разве может секс сравниться с тем, что мы друг другу писали? С тем, как я себе его представляла? Не может. С этим ничто не сравнится!

— Господи, Гвен, ну ты даешь. Теперь и я в депрессии.

— Именно. Достань еще тоника и льда, пожалуйста. Мне надо освежиться. — Я передала ей лед, затем открыла холодильник, чтобы достать тоник. Курица с эстрагоном распласталась на блюде, желе уныло поблескивало. Видимо, рассказ Гвен меня действительно расстроил, потому что при одном взгляде на эту курицу мне захотелось сесть на пол и больше никогда не вставать. — Но это еще не самое печальное. Самое печальное, если все это не начнется сначала, тогда будет еще хуже. Если мы перестанем общаться по Интернету, у меня не останется ни малейшего процента от вложений, понимаешь? Останется дырка от бублика. Поэтому надо продолжать.

Ну что тут скажешь.

Есть законы, не из области термодинамики, но из не менее важной области — согласно им все, начиная от интернет-сообщений до великолепного секса и желе, может в конце концов служить доказательством бессмысленности существования. И это очень, очень плохо.

В шесть часов Эрик пришел с работы, мы с Гвен были уже в приличном подпитии и пребывали в унынии. Эрик, так и не оправившийся от своей мигрени, не слишком поднял нам настроение. Курица с эстрагоном в желе и вовсе была не способна на это.

Мы честно пытались ее есть. Признаться, это было не так уж ужасно, хотя когда Эрик увидел ее, лицо его позеленело на два тона. На вкус она была холодной курицей в желе. Несколько минут мы мрачно жевали, но потом поняли всю бесполезность этого занятия.

Эрик первым признал поражение.

— Закажем пиццу?

Гвен с облегчением вздохнула, энергично отодвинула тарелку и закурила.

— С беконом и острым перцем?

Мой аспик из курицы обернулся пиццей с беконом и острым перцем. Вот вам и проценты от вложений.

В первый раз тяжело, без дураков. Во второй… второй тоже не сахар, скажу я вам, но лучше, чем первый, потому что чувствуешь то же самое, но чуть слабее. Во второй раз лучше… Я делаю это, потому что мне нравится смотреть, как меняется выражение их лиц.

Верджил (Джеймс Гандольфини),

«Настоящая любовь»

Если вы хотите отварить на пару или разделать лобстера, перед приготовлением его можно убить почти мгновенно: для этого вонзите кончик ножа в голову между глаз или пробейте спинной мозг, сделав небольшой надрез в задней части панциря, между грудью и хвостом.

«Искусство французской кухни, том 1»

Тетя Сьюки хватает меня за плечи и слегка потряхивает.

— Ох, Сара, Сара, Сара! И что прикажешь с тобой делать?

(Тетя Сьюки не сбрендила от старости; она помнит, как меня зовут. Сара — это мое прозвище. От Сары Бернар. Я не знаю, почему меня так прозвали. Мне даже трудно представить, что на свете остались люди, которые все еще помнят, кто такая Сара Бернар. Я знаю, кто она такая, только потому, что в ее честь меня так прозвали и зовут так всю жизнь.)

— О чем это ты? — Может, она имеет в виду мои руки? В последний раз мы с тетей виделись, когда я приезжала в Техас на Рождество, а с тех пор меня немного разнесло.

— Я тут заглянула в компьютер и узнала, чем ты занимаешься! — При этих словах меня слегка передернуло. Тетя Сьюки работает школьной учительницей в Уоксахачи; она одна из тех умных и добрых людей, кто, тем не менее, не перестает удивлять, раз за разом голосуя за республиканцев. Кроме того, в отличие от всех остальных членов моей семейки, тетя единственная не ругается матом, даже про себя. Как-то раз она прочитала своим ученикам мое школьное сочинение по «Великому Гэтсби» — одному богу известно, как оно попало к ней в руки. Но что-то подсказывает мне, что ссылку на мой блог она своим ученикам давать не будет.

Но оказалось, — думала она вовсе не о моих пополневших руках и не о моем сквернословии. Она наклонилась ко мне и прошептала: