Николай II - Эдвард Радзинский

Однажды я получил письмо: «Пишет Вам Эрсберг Мария Николаевна...»

Каюсь, вздрогнул... Это была фамилия комнатной девушки в Царской Семье, разделившей с ними изгнание.

«Мой дед Николай Эрсберг – дворцовый истопник при Александре III. Топил печи в Аничковом и Гатчинском дворцах, в Зимнем. Во время крушения царского поезда под Борками получил травму и умер в 1889 году. Его дочь, младшая сестра моего отца, Елизавета Николаевна Эрсберг (родилась 18.09.82 г. – умерла в блокаду 12.03.42 г.), окончила Патриотическую гимназию и была выбрана матерью Николая Марией Федоровной в комнатные девушки. Прослужила верой и правдой с 1898 года по май 1918-го...

Когда семью должны были отправлять в ссылку в 1917 году, Государыня собрала всех служащих и объявила, что была бы рада, если бы кто-то из них захотел служить и в изгнании. Но поскольку была полная неизвестность, жалованья не обещала. Елизавета, движимая чувством долга и привязанностью к девочкам, решила ехать... На плане Александровского дворца в Царском Селе помечены по принадлежности все помещения. Существует на нем комната моей тетки Елизаветы. Когда в первый раз я была во дворце в 1932 году в сопровождении отца, вся обстановка была там «как в момент отъезда хозяев» (так сказал отец). Спальня Николая и Александры с эркером и гортензиями, любимым цветком Александры. Кровати железные, с гнутыми украшениями в изголовье – такие были и у нас в доме. В изголовье обилие икон от среднего размера (домашних) до малюсеньких медальончиков, а также фарфоровые пасхальные яйца с изображениями святых. Наверху в детской – лошадка Алексея...

Тетка рассказывала: в ее обязанности входила уборка детских комнат, составление гардероба, а когда девочки подросли, она учила их рукоделию. Тетка неотлучно находилась при девочках и при поездках семьи в Крым... Когда началась война, Елизавета обучала девочек уходу за больными. Девочки трудились в госпитале медсестрами и санитарками, вместе с ними трудились все горничные и комнатные девушки. Коллектив самодеятельных медиков возглавляла Государыня.

По рассказам тетки Елизаветы, дети были скромные и трудолюбивые. Самыми безропотными были Таня и Настя. Ольга, старшая, была немного набалована, капризна, могла и полениться, а Таня и Настя всегда были при деле – все шили и вышивали, даже комнатку свою убирали. Отец уделял детям внимания больше, чем мать. А.Ф. часто лежала с мигренью, или ссорилась с камеристками, или занималась со скупщицами старья с Александровского рынка (государыня велела продавать старые или немодные вещи старьевщикам, причем перламутровые пуговицы перед продажей меняли на костяные или стеклянные)... Около 1905 года у Елизаветы появилась помощница, тоже комнатная девушка, Анна Степановна (Стефановна) Демидова. Она очень подружилась с Елизаветой и ее семьей. Даже стала невестой моего отца, в ту пору чиновника железнодорожной инспекции госконтроля. Он служил под началом статского советника Владимира Скрябина, родного брата Вячеслава Скрябина-Молотова – будущего сталинского премьер-министра.

Комнатным девушкам разрешалось приглашать гостей к себе и гулять с ними в дворцовом парке. Государыня была в хозяйстве очень скупой. Если девушкам нужно было угощать гостей, они делали это за свой счет. Кроме того, все были предупреждены, чтобы, пока служат, копили деньги, так как пенсию не получат. Комнатные девушки, горничные, лакеи должны были быть холосты. В случае замужества, либо увольнялись, либо переходили на другие должности...

Хранилась у нас в доме заветная шкатулка с фотографиями семьи с дарственными надписями моей тетке на память. Надписи незамысловатые «Лизе на память от благодарного отца», «Лизе в благодарность за верность» (Александра). И детские подписи: «Милой Лизе от Тани» – и неровные буквы детских каракулей. «Лиза, пришей мне пуговичку» и т.д. В 1932 году отец принес эту шкатулку – ее раскрыли, все пересмотрели и сожгли под теткин и мой плач. Причиной уничтожения послужили повальные обыски у «бывших». Искали золото. Рылись в подвалах и на чердаках. Отец был слишком осторожен и решил избавиться от опасного груза...»

(Эти поиски действительно происходили в 1932—1933 годах. И искали не просто золото – искали царские сокровища, которые, возможно, хранились у близких к Царской Семье людей... Как мы узнаем в дальнейшем, поиски эти начались после того, как чекисты нашли в Тобольске спрятанные в подвале царские драгоценности.)

Таков еще один взгляд – «из людской». «Люди» – так называет Николай лакеев в своих дневниках.

Девочки выросли, и все чаще размышляет Аликс об их замужестве.

«Ах, если бы наши дети могли быть так же счастливы в супружеской жизни», – написала она мужу.

«Какие времена пришли, – размышлял знакомый нам Волков. – Замуж дочек пора выдавать, а выдавать не за кого. Да, народ-то все пустой стал – махонький».

В 1912 году все начали говорить о браке Ольги с Дмитрием. Она влюблена.

Дмитрий... Очаровательный повеса, любимец отца. Даже злоязычный великий князь Сергей Михайлович говорил о нем: «Изящен, как статуэтка Фаберже».

В счастливом 1912 году, 26 августа, в день столетия Бородинского сражения, кавалькада великих князей во главе с царем объезжала славное Бородинское поле. Впереди была изгородь.

«Покажи-ка, олимпиец (тем летом Дмитрий участвовал в Олимпийских играх в Стокгольме. – Э.Р.), – обратился к Дмитрию великий князь Кирилл Владимирович, – как нужно прыгать!» И Дмитрий тотчас играючи перемахнул на лошади через высокую изгородь...

В лесу, где стоял царский поезд, он галопом въехал на насыпь к вагону... В окно, улыбаясь, смотрела Аликс. И Ольга...

И вдруг помолвка расстраивается. За кулисами разрыва – та же улыбающаяся Аликс. Она не захотела Дмитрия.

Вместо Дмитрия она подыскивает дочери другую партию: румынский наследный принц. С конца мая 1914 года при дворе разносится слух о предстоящем обручении.

Но, как когда-то ее отец, Ольга верна чувству. Еще до поездки в Румынию она придумала патриотическое оправдание: «Я русская и хочу остаться русской».

Но помолвка должна состояться – и на императорской яхте «Штандарт» Семья подплывает к Констанце.

Торжественная встреча на пристани, вечером официальный обед. Ольга сидит рядом с принцем и с обычной деликатной приветливостью беседует с ним. В это время остальные великие княжны демонстрируют смертельную скуку.

Да, роли были распределены – и сестры их хорошо сыграли. На следующее утро о сватовстве уже не говорили.

Но появляется еще один жених – и тоже шалопай, и тоже кутила – Борис, один из Владимировичей. Он много старше Ольги.

«Мысль о Борисе мне слишком несимпатична, – пишет Аликс Николаю, – и я уверена, что наша дочь никогда не согласится выйти за него замуж».

Ольга не согласилась. Она ждет другого. Она выполнила волю матери, но все-таки ждет Дмитрия. Как когда-то ее отец, выполняя волю Александра, ждал Аликс.

Но Аликс по-прежнему не дает согласия. И наступают размолвки.