Выбор оружия - Андрей Кивинов

– Чо, припух, что ли?

– Здравствуйте.

– Ха, он с нами здоровается! Вы слышали,

Максим Львович?

Львович слышал, но глумливую манеру шефа не поддержал. Стоял с постным лицом, не проявляя никакой инициативы, за что Вован мысленно начислил ему еще двести долларов штрафа.

– Я нашел деньги, – Казначей вознамерился залезть в свой карман, но чувствительно получил кулаком по запястью и оставил попытку.

– Какая приятная неожиданность! – Вован широко улыбнулся, выдыхая аромат хорошей выпивки и обильной закуски. – Ну пошли, поговорим. У тебя дома никого посторонних нет?

– Не знаю.

– Плохо. Я вот, например, всегда знаю, кто у меня в хате тусуется.

Поведение бандитов настораживало, но Артем, не разглядев в «вольво» скрючившегося на заднем сиденьи Валентина, приближения беды не чувствовал. Заберут деньги, может, покуражатся немного, но главное, что отстанут. Того, что они станут «доить» его дальше, он не боялся. Не самые беспределыцики, должны понимать, когда стоит остановиться. Плохо только, что на звонок его, анонимный, никто не обратил внимания. Или опера еще просто не раскачались, чего-то выжидают и «накроют» Максима в ближайшее время?

– Открывай, чего стоишь? – Вован толкнул Артема в спину, и ключи от входной двери вывалились у того из рук, а самого его прошиб горячий пот.

Он вспомнил про кассету в диктофоне Вована, на которую он сам надиктовал историю отношений с Брошкиным. Где она сейчас и где окажется после задержания Максима? Как доказать, что говорил под дулом пистолета, а на самом деле все обстояло иначе и к торговле героином он отношения не имеет?

Ватными руками Артем справился с замком и ступил в темную прихожую.

– Кислыми щами шмонит, – определил Вован, двигаясь вслед за ним. – Люди, ау! Есть кто живой?

Вера и Фролов сидели в комнате. Она – на диване, он – за столом. Выражениями лиц они могли соперничать с Максимом, который задержался для осмотра кухни и других помещений, вошел последним и встал возле двери.

– Ну-ка, молодой человек, освободите – мне место. – Два кресла и один стул не были заняты, но Вован согнал Фролова. – К девушке, на диванчик, чтоб я вас всех хорошо видел. Тема, тебя это тоже касается. Всем удобно? Обиженных нет? Тогда приступим. Кто там говорил про деньги?

Казначей, кивнув, достал пять сотенных бумажек.

– Максим Львович, определите, не фуфло ли нам толкают? Совсем недавно он нам клялся, что, кроме своей задницы, других ценностей у него нет…

Макс подергал банкноты, посмотрел на свет, поскреб ногтем и убрал, небрежно смяв, в боковой карман пиджака:

– Вроде все путем.

– Наверное, это те, которые он получил с Валентина. – Вован широко улыбнулся.

– Типа гонорар. Да, Тема?

Оба выдали себя с головой.

Фролов, с секундным запозданием решив, что Артем с самого начала «крысил» взятый у заказчика аванс, посмотрел с возмущением, сжал кулаки и даже привстал, будто вознамерился влепить обманщику пощечину. Спохватившись, постарался погасить взгляд, расслабил плечи и стал поворачивать голову в другую сторону, но не смог удержаться и встретился глазами с бандитом.

Вован ухмылялся:

– Все тайное становится явным. Так, кажется, говорят наши враги из МУРа? – Наслаждаясь превосходством, он потянулся и медленно встал со стула.

Лицо Казначея имело цвет созревшего томата, но он нашел силы выдавить тихо:

– Какой еще Валентин? Я ничего не понимаю.

– В ментовке оправдываться будешь. Я тебе не адвокат, меня интересует только правда. И сказать тебе ее придется, – при последних словах Вован резко, без замаха, ударил Казначея кулаком в подбородок.

Информация Павла подтвердилась целиком. За прошедшее с момента встречи время удалось поработать на редкость плодотворно, всегда бы так, и теперь Волгин сидел в кабинете, разглядывая фотокарточку подозреваемого.

Сведения, почерпнутые от коллег из территориального отдела и в базе данных штаба РУВД, были непривычно обширны. Копачев Андрей Евгеньевич, двадцати четырех лет, ранее дважды судимый, оба срока – условные. В последнее время неоднократно влетал за пьянку, в основном – по месту своего проживания. Занимает отдельную двухкомнатную квартиру, предки несколько лет назад развелись, об отце ничего раздобыть не удалось, мать умерла в начале весны, до того работала в жилконторе уборщицей. Последнее обстоятельство немного беспокоило Волгина – именно там он наводил справки об адресе, и среди работников паспортной службы может оказаться сердобольная тетенька, которая сообщит сыну бывшей подруги о проявленном к нему интересе.

Еще совсем недавно Копачев был преступником организованным и в своей бригаде занимал должность чуть ниже командной, отзывался на детское прозвище Копа имел вес и перспективы, но тяга к алкоголю сделала черное дело, и в списках братвы он больше не значился. С такой судьбой Волгин сталкивался нечасто. Нынешних спортсменов губят наркотики. Неуемное потребление водки сейчас не в чести, это раньше прославленные чемпионы спивались, не реализовав себя вне ковра или футбольного поля; было бы куда естественней и Копачеву подсесть на героин, но он оставался верен стакану и достиг на этом поприще большего, чем в тяжелой атлетике. Участковый, который помнил Копу с юных лет, охарактеризовал его коротко: «хронь», но в причастности к разбоям засомневался:

– Кого он сейчас напугает? Кожа да кости остались. Всем своим корешам прежним задолжал, они его через день метелят за это.

Тем не менее ошибки не было: и продавщица Лена, и ее подруга из соседнего района уверенно ткнули в Копину рожу среди дюжины других фотографий.

Правда, этим дело и ограничилось. От заявлений и письменных показаний обе наотрез отказались:

– Чтоб меня потом на нож поставили? Да все его дружки прежние на нашем рынке вертятся!

– А я с хозяином давно рассчиталась. Зачем прошлое вспоминать? Вам мы сказали, а что дальше делать – решайте без нас.

– Никто за это чмо мстить не станет, а сам он за эти два эпизода лет восемь наверняка отхватит. Когда выйдет – про вас в последнюю очередь вспомнит. Если вообще выйдет, с его-то здоровьем.

– Чтобы курок нажать, много здоровья не надо.

Доводы Волгина успеха не возымели. Он взывал к совести и грозил уголовным преследованием за отказ от дачи показаний, но все оставалось тщетным.

– Нам эту Клюеву, конечно, жалко, но кто нас пожалеет? У меня дети…

Не выдержав, Волгин сорвался и тем окончательно испортил дело:

– Вас скоро, как баранов, резать начнут, а вы молчать будете. Как вы не понимаете, что не бывает «хаты с краю»? Город маленький, все взаимосвязано…

Когда они ушли, он остался сидеть, разглядывая фотографию. Ругал в первую очередь себя: должен был подобрать к ним ключи, разговорить, склонить к сотрудничеству. С другой стороны, «выжатые через напряг» свидетельские показания, как и выбитое признание, с профессиональной точки зрения чаще оказываются вредны, чем полезны. От сказанного под принуждением легко отказаться в любой удобный момент. На голословном признании никого в тюрьму не посадишь, а та же продавщица Лена, подписавшая в протоколе допроса одно, а потом, после ночи переживаний, не признавшая Копачева на опознании «вживую», нанесла бы делу больше вреда, чем пользы. Как минимум – дала бы в руки адвоката весомейший козырь, а скорее всего, подвесила бы отделению очередного «глухаря» по особо тяжкой статье, за который до конца года будут протягивать на каждом совещании. Что самое обидное – «глухаря на пустом месте», полу-, ченного исключительно стараниями Волгина.