Справедливости – всем - Евгений Щепетнов

– О! Это еще что за мудила? Ты куда прешь, убогий?

Никто из них больше не успел даже вымолвить слова. Нож мягко, без шума выскользнул из ножен на предплечье левой руки и вонзился в глотку первого охранника.

Второй успел схватиться за перерезанное горло, а тонкое, отточенное до остроты опасной бритвы лезвие рассекло гортань третьего.

Максимум полторы секунды, и все закончено. Клекот, хрип, бульканье рассеченной трахеи и три тела, дергающиеся на земле. Одного, последнего, пришлось придержать, чтобы он не упал на машину, иначе грохот был бы, как если бы кто-то ударил в барабан. А так он «сдулся», как проколотый надувной матрас, и осел на землю, придерживаемый моими ласковыми руками.

Я даже почти не испачкался – успел отпрыгнуть в сторону, когда кровь из рассеченной артерии заливала все вокруг.

Нож бросил. Зачем таскать на себе улики? У меня еще есть, и не один, так что насчет этого не беспокоюсь. Следы крови с лезвия ножа убрать довольно-таки трудно, да и не нужно. Только идиоты жадничают, унося с места преступления орудия совершения этого самого преступления.

Дверь не скрипнула, пропуская меня внутрь здания. За ней – освещенный неоновыми плафонами недлинный коридор, упирающийся в деревянную, покрытую лаком дверь. Пахнет деревом, краской, похоже, что тут делают ремонт.

Голоса – там, за дверью. Кто-то яростно спорит – о чем именно, я не разбираю. Ощущение, что гудит улей пчел. Но это и понятно – им есть что обсудить. Небось, такого еще не случалось, чтобы некто взял, да и перебил на хрен как минимум две бригады ублюдков. Беспредел, однако! Никто не имеет права мочить ИХ! Это ОНИ имеют право мочить, кого хотят, и только так!

Пистолеты уже в руках, предохранители сняты, курки взведены. Дверь открывается наружу, так что пришлось делать это аккуратно, чтобы не грохнуть по ручке стволом «ТТ». Зачем мне стучаться при входе? Незачем мне стучаться! Я к себе домой иду! В Ад!

Вытаращенные глаза – представляю, как удивились, перед тем как умереть! Открывается дверь, и в нее входит некое чудо в дурацкой курточке, глупой шляпе, дешевых джинсах. И в руках – два здоровенных черных пистолета!

Только вот недолго удивлялись. До тех пор, пока пистолеты не начали оглушительно рявкать, наполняя комнату звоном и запахом пороховых газов.

Я стрелял со скоростью автомата, не выбирая цель, не сажая ее на мушку – нет, совсем нет. Как меня учил Сазонов – протягивается некая линия, нить от моего пистолета до искомой цели, как огромная указка, которой я касаюсь своей «мишени». Нажатие на спуск, и голова разлетается красными брызгами.

Попадание пули в голову не оставляет маленькой аккуратной дырочки, как это показывают в кино. В лучшем случае получается входное отверстие, в которое легко пролезет большой палец руки, и выходное – размером в полголовы. А в основном – просто сносит верхушку черепа, разбрызгивая серо-желтую массу мозгов по стенам комнаты. Хрупкое существо человек, очень хрупкое! Маленький кусочек металла – и такие разрушения.

Один выстрел – один труп. И только так! Только в голову, только наповал! Только один успел встать с места и сделать ко мне шаг навстречу, чтобы быть отброшенным назад ударом тяжелой пули и застыть на полу возле дивана, оскалив зубы и подогнув под себя ноги.

Шестнадцать патронов. Двенадцать человек. Когда закончил отстрел, осталось четыре патрона – по два в каждом пистолете. Я стрелял сразу с обеих рук и ни разу не дал промаха.

Осматривать тела на предмет их состояния смысла не было никакого. С ошметками вместо головы люди не живут, а в корпус я не стрелял. С расстояния три-пять метров промахнуться невозможно. По крайней мере, для такого стрелка, как я.

Держа пистолеты в руках, открыл дверь ногой, вышел – настороженный, готовый стрелять по любому шороху. Но никого не было. Охранники у ворот затихли, вокруг них расплылись черные пятна крови. Я ухмыльнулся и вложил пистолеты в руки двум охранникам. Потом выпустил оставшиеся патроны вверх, в небо. Пусть теперь разбираются, кто стрелял, зачем стрелял и кто резал глотки, нож вложил в руку третьему парню. Если просто вложить пистолет в руку, легко определить, что человек не стрелял – парафиновый тест докажет этот факт совершенно неопровержимо. А теперь пусть поломают головы! Существовала опасность, что кто-то меня увидит – после выстрелов на улице, но что он может увидеть? Неясную фигуру в шляпе? Да и машины хорошенько перекрывают вход от взглядов, особенно этот дурацкий джип.

Не снимая перчаток, пошел прочь и освободился от них только тогда, когда отошел подальше от места преступления. Нашел мусорный ящик, заполненный мерзко воняющими отходами, скинул с себя куртку, выпачканную кровью, шляпу, тоже в брызгах крови и мозгов, забросил их в ящик, напугав запищавшую толстую крысу, сверкнувшую красным глазом.

Крыса – это хорошо. Сейчас она и ее товарки хорошенько «почистят» и куртку, и шляпу. Поужинают мозгами, кровью, а заодно и пропитанной ими тканью. В ящик отправились и джинсы, под которые я надел тонкие спортивные штаны типа «Адидас», в которых так любит щеголять отребье, которое я сейчас зачистил.

И тут же выругался – не взял с собой ботинки! Мои испачканы кровью, и если впереться в них в мою машину – неминуемо оставят замечательные улики для тех, кто захочет меня достать. Пришлось идти к машине в одних носках, что совсем не улучшило моего настроения. Да и вести машину в носках – удовольствие ниже среднего.

Не зажигая фар, на одних габаритах выехал на дорогу, следом за мной, выждав несколько минут, – моя гвардия.

Через десять минут мы были уже далеко от места событий. Вокруг все тихо, никаких тебе милицейских машин, сирен и всего такого, что возникает вокруг героя в дурацких голливудских фильмах. Это у них соседи сразу звонят в полицию – как только заслышат стрельбу в неком доме. У нас же выключают свет и сидят тихо, как мыши, радуясь, что пристрелили не их. Палят себе в бандитском логове – ну и пусть палят! Такое их дело – палить! И не нам вмешиваться в дела сильных мира сего!

А сильные сейчас они, бандиты. Увы.

Через двадцать минут я был у дома Сазонова. Мелькнула мысль поехать к себе домой, но я ее отверг. Во-первых, нужно было обсудить происшедшее и наметить план следующих действий. Честно сказать, мне не с кем больше поговорить откровенно, ничего не скрывая, зная, что тебя поймут на сто процентов. С моими соратниками? Нет. Они смотрят на меня как на небожителя, эдакую помесь Геракла и Аполлона, который и пасть льву порвет, и стрелой всем башку прострелит. И все знает наперед. Это и хорошо, пока чувствуют, что я выше их и по уму, и по силе, – подчиняются мне беспрекословно. Как вожаку стаи. А если решат, что я такой же, как они, только почему-то получаю денег больше во много раз, тогда могут возникнуть проблемы. Так было и так будет всегда. Человек слаб, я на этот счет не обольщаюсь. И тем более им нельзя говорить о том, что, по большому счету, я живой труп и жизнь свою дальше чем на несколько лет вперед не планирую. У них свои планы, и самоубийца в командирах моих парней точно не устроит, я это знаю.