Ветер прошлого - Звева Казати Модиньяни

Граф Гаэтано Порро в сопровождении двух «черных плащей» вошел в свою ложу, чтобы убедиться, что все в порядке. В этот вечер он пригласил в театр нескольких друзей из Рима и хотел быть уверенным, что им обеспечены надлежащие условия.

«Черные плащи» принадлежали к высшему классу слуг, в чьи обязанности входило сопровождение своих хозяев повсюду, в том числе и в театр. Грозные, молчаливые, они неподвижно застыли за плечами графа, готовые по первому знаку броситься выполнять любое его распоряжение.

Граф Гаэтано Порро окинул толпу скучающим и презрительным взглядом. В зале стоял невообразимый шум, прямо как на базаре, франты стучали тростями по спинкам скамей, зрители выкрикивали грубые приветствия певцам, с галерки в честь любимого исполнителя дождем разбрасывали конфетти.

В фойе процветали азартные игры: фараон, мушка, лото, наконец, рулетка. Целые состояния переходили из рук в руки за один вечер. В ложах с опущенными шторами знатные дамы теряли остатки своей добродетели, приобретая взамен широкую известность.

Гражданин Гаэтано Порро, добровольно отказавшийся от графского титула, посещал театр «Ла Скала» с тех пор, как себя помнил. Здесь все-таки можно было провести вечер не без приятности.

Он знал, что шум прекратится, визиты из ложи в ложу будут прерваны и в зале установится полная тишина только с появлением мадам Грассини, умевшей зачаровать публику своей красотой, изяществом и необыкновенным вокалом. Ее триумф в опере «Цыгане на ярмарке» вдохновил одного из местных поэтов на краткий мадригал, известный решительно всему Милану:

Очень немногие за пределами узкого круга художников разного рода могли похвастаться ее дружбой. Джузеппина экономно распределяла свои милости и очень часто ограничивалась лишь тем, что искусно поддерживала разожженный ее чарами огонь желания, обрекая страдальца на долгие муки, вечно обещая и не принося удовлетворения. Чутье подсказывало ей, что неприступность и загадочность являются пружиной сложного механизма, именуемого успехом. Поэтому она по мере возможности окружила свою частную жизнь завесой тайны. Даже появление в ее доме маленькой спасительницы генерала Бонапарта стало загадочным событием, еще больше подогревавшим всеобщее любопытство.

Граф Гаэтано Порро взглянул на свое недавнее приобретение: только что вошедшие в моду новейшие часы «с репетицией». Народная молва мгновенно переименовала «репетицию» в «репутацию», отчего родилось множество забавных каламбуров, которыми не брезговал даже такой серьезный человек, как граф Порро.

«Если моя репутация меня не подводит, — подумал он, — у меня есть ровно десять минут, чтобы отправиться к нашей диве и переговорить с ней об интересующем нас предмете».

Он повернулся к одному из своих «черных плащей»:

— Мы идем к мадам Грассини.

Один из слуг, освещая путь лампой, первым стал спускаться по крутой и узкой лестнице, ведущей в партер. Они прошли через толпу, не обращая внимания на стоящий вокруг гвалт, привычно уклоняясь от летящих со всех сторон пакетиков с конфетти. Закрыв за собой неприметную дверь справа от сцены, они оказались в коридоре, который привел их к дверям уборной примадонны.

Граф негромко постучался. Ему открыла Джаннетта.

— Чему я обязана такой радостью? — осведомилась Джузеппина, протягивая графу руку для поцелуя.

— Желанию засвидетельствовать вам мое восхищение, — галантно ответил он, — и стремлению помочь вам в разрешении задачи, которая вас так волнует.

Граф по достоинству оценил нежный взгляд женщины и ее кроткую улыбку. Если она и впрямь волнуется о судьбе своей подопечной, подумал он, значит, как истинная актриса, умеет скрывать свои чувства.

— У вас есть известия о Саулине?

— Пока нет, но скоро будут, — заверил ее граф Порро. — Вы не должны предаваться унынию, поверьте.

Маленькая артистическая уборная буквально утопала в цветах: здесь были розы всех оттенков, от темно-красного до нежно-розового, белоснежные лилии, целые охапки пышных хризантем. — Я вам бесконечно признательна, — сказала Джузеппина, жестом приглашая его сесть.

Граф и Джузеппина заняли места на обитом парчой диванчике-визави.

— Необходимо, чтобы вы рассказали мне поподробнее об этой девочке, тогда мне легче будет вам помочь, — сказал граф Порро.

— Спрашивайте, — с готовностью кивнула Джузеппина, думая о том, что Наполеон, должно быть, отдал недвусмысленные распоряжения, если уж представитель одного из самых старинных благородных семейств Ломбардии решил заняться этим делом.

Она дала подробное описание Саулины, приобщив к своему рассказу то немногое, что сумели разузнать слуги после побега девочки из дому.

— Милан велик, — заметил граф, — но, мне кажется, я знаю верный способ отыскать вашу маленькую подопечную.

— Господь да вознаградит вас за это, гражданин, — с чувством ответила Джузеппина. — Признаюсь вам как на духу, — продолжала она, — я вся дрожу при мысли о родителях бедной малютки. Они доверили мне свое сокровище, а я его потеряла! — ее прекрасный голос задрожал от волнения.

Граф Порро одарил ее добродушной улыбкой.

— Не падайте духом, гражданка: мы отыщем ваше сокровище.

Он догадывался, что отец Саулины, должно быть, отдал это так называемое сокровище в обмен на горсть звонкой монеты, и поэтому делал скидку на некоторую театральность последних слов певицы.

Крестьянских девочек нередко отдавали в услужение или для забавы семьям аристократов или просто зажиточных горожан. Для родителей тут была двойная выгода: они получали вознаграждение и избавлялись от лишнего рта.

— Я успокоюсь лишь тогда, когда мы ее найдем, — ответила Джузеппина.

— Начиная с этой минуты я буду делать все от меня зависящее, чтобы вернуть ее вам.

— Я буду вам обязана по гроб жизни, — произнесла певица, пока граф на прощание почтительно касался губами ее прекрасных длинных пальцев.

За дверями уборной его терпеливо дожидался верный «черный плащ».

— Закажи корзину белых роз и отошли ее мадам Грассини от моего имени, — распорядился граф Порро.

— Будет сделано, — ответил слуга, протягивая вперед руку с фонарем, чтобы осветить путь хозяину.

— И дай знать, — граф заговорил так тихо, что бедному телохранителю пришлось наклониться и вытянуть шею, чтобы услышать приказание, — дай знать Рибальдо, что я хочу с ним встретиться в гостинице «Колодец».

* * *

Саулина воспрянула духом. Мир больше не казался ей таким враждебным. В уютном доме Аньезе над галантерейной лавкой накормленная и умытая девочка почувствовала себя совсем неплохо. Жизнь снова оборачивалась к ней светлой стороной. Восстановлению ее веры в человечество способствовало то, с каким участием, с каким бескорыстием хозяйка лавки пришла ей на помощь.