Прекрасные изгнанники - Мег Уэйт Клейтон

По совету врача турне пришлось закончить раньше времени, отменив последние выступления. Я доверилась заботам Мэти и поставила перед собой новую цель — стать первоклассным писателем. Ни больше ни меньше. Мама увезла меня во Флориду, погреться и отдохнуть.

Четвертого марта из Ки-Уэста к нам приехал Эрнест.

— Я соскучился по тебе, Марти, — сказал он.

В ответ я выразила надежду, что он хорошо встретил Рождество вместе с женой.

Он покачал головой:

— Полин не смогла получить бумаги на въезд в Испанию.

— И ты не приехал к ней в Париж?

— Нет.

— Но потом ты все-таки вернулся в Ки-Уэст.

— Главное, Студж, что сейчас я в Майами.

Мы — Мэти, Хемингуэй и я — были в Майами, когда до нас дошли известия о том, что фашисты отбили Теруэль и разорвали надвое оставшуюся линию фронта республиканцев. Вся новость заняла половинку колонки на одиннадцатой странице. В ту ночь мы с Эрнестом легли спать вместе, но не потому, что собирались заняться сексом, мы были в отчаянии и просто хотели согреть друг друга. Полночи строили планы, как поскорее встретиться в Париже и оттуда вернуться в Испанию.

Гитлер вошел в Австрию еще до того, как мы успели отплыть из Америки. На улицах Браунау, на родине этого гада, его встречали толпы людей, они размахивали флагами со свастикой и кричали: «Хайль Гитлер!» А вскоре этот низкорослый психопат, выступая с балкона Императорского дворца в Вене, объявил толпе восторженных австрийцев о воссоединении их страны с Германией. Аншлюс прошел без единого выстрела.

Хемингуэй заключил новый договор с Североамериканским газетным альянсом и вылетел в Нью-Йорк… вместе с Полин. Но я уже устала от всего этого и не хотела думать ни о чем, кроме работы. Восемнадцатого марта Эрнест отплыл из Америки на «Иль-де-Франс». А через неделю я в качестве спецкора «Кольерс» тоже отправилась в путь, поднявшись на борт «Аквитании». Оплатив аренду и перевозку машины, я телеграфировала Эрнесту, чтобы он встретил меня двадцать восьмого числа в Шербуре. В последний момент успела добавить девять слов:

ЕСЛИ НЕ СМОЖЕМ РАБОТАТЬ ВМЕСТЕ МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что эту фразу можно истолковать как угодно, но она оказалась пророческой.

Во Франции я застала Эрнеста в полном раздрае. Он был в ужасе от статьи Дос Пассоса в «Редбук мэгэзин», которую прочитал еще на лайнере.

— Дос ненавидит коммунистов до такой степени, что готов нападать на них… за деньги! На простых испанцев, людей из народа. Он трижды всадит тебе нож в спину за пятнадцать центов. Черт, вот уж никак не ожидал, что старик Дос Пассос способен стать продажным!

— Бонджи, остынь. — сказала я. — Какая теперь разница, что думает или делает Дос? Главное — это то, что простых людей в Испании убивают, а простые люди в других странах тем временем преспокойно покупают билеты в кино и жуют попкорн.

Испанская республика могла погибнуть в считаные дни. Германия и Италия поставляли фашистам вооружение, их бомбы и снаряды взрывались на улицах, гибло гражданское население, а всему миру было плевать.

— Ты должен что-то сделать, — внушала я Эрнесту. — Ты должен кричать во все горло, пока тебя не услышат!

Вскоре после этого нашего разговора Хемингуэй полетел в Сен-Жан-де-Люз, где встретился с послом США во Франции. Уж не знаю, произошло это благодаря его усилиям или, может, было простым совпадением, но спустя несколько дней Франция открыла границы для эвакуации раненых и пообещала поставлять республиканцам самолеты и пушки. Эрнест выехал из Парижа ночным поездом, а я отправилась на машине, но мы оба двигались в одном направлении — в Испанию.

В следующий раз мы встретились уже в Барселоне, в отеле «Маджестик», где номера были грязными, а еда — просто отвратной. Я, как всегда, прихватила с собой заветный брусок мыла, но Эрнест отказался им пользоваться, хотя шансов найти мыло во всем городе у него не было, а горничные просто гладили грязные простыни и снова застилали ими кровати. Зато в этом же отеле жил Херб Мэттьюс, который охотно составлял нам компанию. Каждый вечер мы втроем заливали алкоголем плохие новости. Помню, как однажды утром, проснувшись до восхода солнца, мы отправились кататься по холмам с розовыми вкраплениями цветов: Эрнест в водительской фуражке, Херб с сигарой в зубах и я в платке, чтобы волосы в открытой машине не запылились. Было тепло и душно, собиралась гроза, и я еще никогда не видела столько разрушений.

Делмер присоединился к нам в середине апреля, в Страстную пятницу, но никаких особых страстей я в тот день не видела, если не считать толпы беженцев с жалкими пожитками, заполонивших дорогу в четыре утра, поскольку эти люди были вынуждены в спешке покинуть свои дома. Мы уже не раз попадали под атакующие на бреющем полете самолеты фашистов, нам приходилось петлять между ящиками с динамитом, которые расставили, чтобы в случае отступления взорвать каменные мосты. Атмосфера была гнетущая, но мы все равно устроили пикник в штаб-квартире коммунистов посреди виноградника. Ели баранину с луком и помидорами, а когда совсем рядом, на расстоянии ста, максимум ста двадцати шагов взорвался снаряд, кто-то сказал: «Не обращайте внимания, стреляют не прицельно». И всем снова налили вина. Обстановка была суровая, но я никогда прежде не видела Хемингуэя таким счастливым и сама тоже была счастлива.

По дороге в Тортосу в дельте реки Эбро мы с Хербом, Делмером и Эрнестом почти целый час наблюдали, как двадцать немецких самолетов, выстроившись в идеальный боевой порядок, сбрасывали бомбы на единственную позицию республиканцев, а у тех не было ни одной зенитки, чтобы хоть как-то себя защитить. Потом мы переправились по большому стальному мосту через вышедшую из берегов желтую реку и свернули налево, на шоссе, ведущее в Валенсию, и поехали в Ульдекону. Мы понятия не имели, чем все это закончится, и даже связные, которые мчались мимо нас на мотоциклах, похоже, сами не знали, что происходит.

Сбившись с пути, мы остановились в оливковой роще, где наткнулись на четырех журналистов, которые тоже не могли взять в толк, где находятся. А когда поехали дальше, нам повезло: встретились солдаты с картой, которые и разъяснили обстановку: фашисты прорвались на центральную трассу и отсекли группировки республиканцев. Чтобы не попасть в ловушку, мы помчались назад к стальному мосту. Насчитали тридцать три самолета итальянских фашистов, снова в идеальном боевом порядке. Небо было ярко-синим — отличная погода для бомбежки; правда, ближе к мосту мы увидели клубы дыма и пыли. Но выбора не было: по только что разбомбленной дороге доехали до моста, который к тому времени превратился в груду обломков и по большей части ушел под воду. Теперь переправиться на другой берег можно было только по шаткому пешеходному мосту, который кое-как пытались укрепить солдаты.

— Машину он не выдержит, — заметил Делмер.

— Без машины нам крышка, — сказал Эрнест.

— Самолеты могут вернуться в любую минуту, — напомнила я.