Одарю тебя трижды - Гурам Петрович Дочанашвили

почему он сказал, что Кумео украл у Микела золотую цепочку?

— Тип вроде Кумео на что угодно способен, — возмущенно заметил Тулио. — Он исключение. В каждом городе найдется два-три негодяя. — А что, у тебя деньги есть?

— Нет, совсем немного.

— Сколько все же?

— Шестьдесят драхм.

— Шестьдесят?! Где ты взял столько?!

— А это много?

— Ха! — махнул рукой Тулио. — Мало сказать — много… А сколько было всего?

— Всего… Всего… семьдесят.

— Спустил уже десять драхм? На что, Доменико?

— Два костюма купил.

— Это — драхма, а… а еще?

— Почему драхма, четыре драхмы.

— Кто содрал с тебя четыре? Артуро?

— Да.

— У-у, ворюга… А Тереза знает про твои деньги?..

— Нет, откуда ей знать?

— Честно?.. Не пойму, чем же ты ее пленил тогда!.. Вообще Тереза не падка на деньги, а все же… Не обижайся, но… С виду ты недурен, но все равно… с первого разу понравиться…

— Значит, нет воровства? — переспросил Доменико, пристально смотря на Тулио. — Нет, значит, да?

— Нет, конечно. Разве что облапошит кто, вроде Артуро, а из кармана не вытащат, не ограбят. Радуйся, что в Камору не попал', — там бы тебя давно прирезали.

— В Каморе? Что это за город?

— Ха, этого просто не объяснишь… Но горло тебе перерезали б, не сомневайся.

— Почему… Из-за чего… Я же никому ничего плохого не делал…

— Для каморца это ничего не значит.

— Поистине изгнать надо из города окаянного Александро. — Тетушка Ариадна бросала корм в аквариум. — Как он посмел оболгать господина Джулио, приписать ему такого рода связь с Розалией, я доподлинно знаю: нет у Джулио подобных отношений с Розалией — это первое; к тому же они соседи, а разве Джулио способен коварно вступать в непристойную связь с соседкой! Во-вторых, мне часто доводится видеть их в обществе, и я ничего такого за ними не замечала, хотя непременно заметила бы, потому что при подобной связи, при подобных отношениях между мужчиной и женщиной всегда что-то где-то видно… Не надоела вам со своими разговорами?

— Нет, нет, что вы, я сам люблю говорить, — сказал Дуилио. — Золото добывают из глубин земли, а знания — из разговоров.

— Прекрасно сказано! — Тетушка Ариадна стряхнула с ладони корм, отходя от аквариума. — Права я, защищая интересы Джулио?

— Еще бы, разумеется, — одобрил ее Дуилио, такой, каким был. — При необходимости Джулио отличается многими положительными качествами, достоинствами.

— Поистине достойный человек, редчайший.

— Да, да. — Дуилио был задет, но виду не подал. — Положительный человек… Однако, если угодно знать мое мнение, на свете редко попадается человек без изъяна. Крайне редко.

— Да, конечно, что и говорить, — поспешила согласиться тетушка Ариадна. — У сеньора Джулио, надо признать, взгляд несколько мутный. Иной раз меня, пожилую женщину, так оглянет, представляете!..

— Нет, нет, не говорите о себе так, вы рождены под знаком вечной юности, не говорите о себе так, не желаю слышать!

— Хорошо, хорошо, — расцвела тетушка Ариадна и протянула руку для поцелуя. — Кончетина, принеси нам ароматной воды… — И снова к Дуилио: — А каким представляется вам истинно хороший человек, умоляю, скажите мне…

— Прямо сейчас?

— Да, да, прошу вас.

— Это весьма трудно. — Дуилио поднялся, прошелся. — Однако попытаюсь… Спасибо, Кончетина, замечательный напиток… Итак, истинно хороший человек… Я знал одного истинно хорошего человека. Отношения у нас были добронравные и добросердечные — с точки зрения человечности, разумеется, — и мы своей человечностью сумели устранить всех главных соперников, что вызвало в свете массу разговоров. Мы всегда соблюдали великолепные традиции предков, а также много внимания уделяли многим положительным свойствам человека, что стало предпосылкой наших беспримерных, безусловных успехов. В ту пору я, — Дуилио возвел очки к потолку, — я был жизнерадостным, жизнелюбивым юношей со своими душевными муками, а помимо того, простите за выражение, мы оба обладали благородной натурой, а помимо того, мы умели с присущим нам мастерством вылепить и выразить свою мысль, а это хорошо. А если мы обнаруживали в человеке несомненно хорошие, полезные качества, пылко приветствовали это обстоятельство…

— Ах, какой вы положительный, какой положительный! — У тетушки Ариадны увлажнились глаза. — А это чудесно…

— О! — Дуилио углубился в мысли. — Превращение в положительного человека требует огромного мастерства и глубинного психологического мышления…

— Почаще навещайте нас, сеньор Дуилио, почаще. — Тетушка Ариадна прижала к груди скрещенные руки. — Ваши речи пробуждают во мне дивные воспоминания…

ЧАС ПРОГУЛКИ

Вокруг фонтана на главной площади сидели краса-горожане, упиваясь недолгой благодатью солнца, и громко переговаривались — перекрывали шум хлеставшей воды.

Хрупкая, изящная Кончетина, нарядная — в новом красном платье, — разговаривала с Тулио и, заметив стоявшего поодаль Доменико, слегка присела, приветствуя его, а тот ловко щелкнул каблуками, низко наклонив голову, на этот раз отлично справившись с обычаем краса-горожан и не вызвав ничьей усмешки. Винсентэ — воротничок был застегнут — чинно прохаживался под руку со своей недавно обретенной супругой, галантно раскланиваясь со знакомыми. Был час прогулки, и одинокий Эдмондо не знал, к кому пристать — приклеивался глазами то к одному, то к другому, — однако его старались не замечать, зато Дуилио, степенными шажками ходившего вокруг фонтанов, одаряли восторженными улыбками. А Дуилио, такой, каким был, время от времени изрекал: «Не уноси стакан с родника». Винсентэ же от имени всех заверял: «Нет, нет, не унесем!» О-о, что за день был, чудесный был день, и был бы еще чудесней, если бы на лицах кой-кого из горожан не темнели синяки. «Ах, этот негодный Александро! — возмущалась тетушка Ариадна. — О, смотрите, и сюда пожаловал!..»

Прогуливался весь город, женщины с веерами, с прелестными зонтиками; солидно-горделиво мужчины с достоинством приветствовали друг друга, в клетках заливались певчие птицы, легкий ветерок разносил звук инструмента, у которого душой была птица. Кумео, завидев одинокого старого музыканта, недобро сверкнул глазами и, подкравшись к нему сзади, сорвал шапку, бросил в бассейн. Рассерженный старик бессильно замахнулся дрожащей рукой, но Кумео отскочил, скалясь и издеваясь: «Давай пляши, мартышка, пляши…» Тут Винсентэ — воротничок у него расстегнулся — проявил себя: «Пляши, пляши давай, старикан!» — но, перехватив укоризненный взгляд Джулии, застегнулся и изысканно поклонился кому-то. Александро, передернув плечами, пробормотал: «Поразительно— я ненормальный, а они нормальные?!» День был чудесный, и прогуливались все… Напомаженный Цилио с красной гвоздикой в петлице что-то нашептывал Розине, взяв ее за руку, стоя спиной к Сильвии, дожидавшейся подружки. Потупив глаза, Розина отрицательно качала головой; потом, когда он шепнул ей на ухо что-то непристойное, довольно резко выдернула руку, Цилио, поколебавшись, повернулся к Сильвии и проникновенно сказал: «Пока говорил с ней, в вас влюбился! Не угодно ли прогуляться?» «Что вы