Порочная игра - Кристина Уэллс

Вейн подвез Сару к дому ее родителей, который находился совсем недалеко от дома Питера Коула, и проводил ее до двери.

— Не входите, — сказала она, глядя сквозь него. Она чувствовала себя так, словно отделилась от собственного тела, так, словно с равнодушием постороннего наблюдала за женщиной, которую когда-то считала собой.

«Свершилось. Он женится на тебе. Ты проявила слабость. Ты сказала "да"».

Сара протянула ему руку, напомнив себе, что тело больше ей не принадлежит и она не может чувствовать тепла его прикосновения. Она не оглянулась, не вздрогнула, когда закрылась тяжелая дверь. Ей не нужна была дверь, чтобы отсечь его от себя.

В доме Питера Коула случилось то, чего она так боялась. Сара потеряла контроль над ситуацией. Или, вернее, Вейн лишил ее способности контролировать ситуацию.

Сара огляделась, потрясенная высотой потолков, величавостью колонн и мраморных статуй богов, героев и римских сенаторов.

«Я слишком утомлена, — сказала она себе. Сара не спала вот уже двое суток. — Надо отдохнуть, — решила она, — и тогда вернется способность нормально воспринимать действительность».

Дворецкий говорил с ней, но она не могла понять ни слова. Сара прижала пальцы к виску.

— Прости, Гревилл. О чем ты говорил?

— Вы надолго, миледи?

— Не знаю. Возможно. — Сара глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. — Да, Гревилл. Приготовь мне спальню, ладно? Мой… багаж сейчас прибудет. Где отец?

— Графа нет дома, но леди Строи в гостиной.

— Спасибо. Я пойду к ней. — Сара вымучила улыбку. — Приятно видеть тебя, Гревилл.

Дворецкий просиял.

— И вас тоже, миледи.

Когда Сара вошла в гостиную, она была приятно удивлена тем, что никого из многочисленных маминых подруг в комнате не было. Возможно, еще не настало время традиционного чаепития и обмена сплетнями.

Графиня подняла глаза и тут же отложила в сторону рукоделие.

— Проходи, Сара. Где Вейн?

Как всегда, сразу к делу.

— Я велела ему не заходить. — Сара внутренне подготовила себя к предстоящему испытанию. — Значит, ты все знаешь?

— Я знаю то, что должна сказать твоему деверю. Садись, детка. Не могу же я смотреть на тебя, задрав голову. У меня шея начинает затекать.

Сара послушно села напротив матери. Выходит, Вейн не сообщил ей правды. Интересно, как ему удалось уговорить известную своей принципиальностью графиню солгать, если та не знала реальных обстоятельств?

— Ты должна была обеспечить мне алиби?

— Верно. Вейн попросил твоего папу, но он… — Графиня опустила голову и принялась ощипывать обивку дивана. — Мы решили, что будет лучше, если это сделаю я. — Она пожала плечами. — При всех его политических заслугах я умею лгать более искусно.

У Сары промелькнула мысль о том, что матери совсем ни к чему перед ней оправдываться.

— Спасибо, мама, но в этом больше нет необходимости. Я сказала Фолкнеру правду о том, где была той ночью.

— Неужели? — Мать пристально смотрела на нее. — Решила обзавестись новым мужем, да? Ловко сработано, моя девочка, но не без риска. Такими мужчинами, как Вейн, лучше не манипулировать. Он может устроить тебе такую жизнь, что ты пожалеешь о том, что сделала.

Многие будут гадать, что в действительности побудило их вступить в брак, но лишь графиня осмелилась сказать о том, что думает, дочери в лицо. Сара почувствовала, как напряглась спина. Шея словно превратилась в стальной стержень.

— Я сделала это не ради нового замужества. Можешь мне поверить. — Сара прикусила губу. — Мне сказали, что Вейн — главный подозреваемый. Накануне вечером у него с Бринсли случилась ссора, и эта ссора произошла в публичном месте. По версии следствия, он приехал в Блумсбери и прикончил Бринсли.

— Хм. Мне эта версия кажется неправдоподобной.

— Я согласна, но мне дали понять, что если Вейн не сможет объяснить, где он находился в момент убийства, и не представит доказательств, его арестуют. Я была вынуждена сказать правду.

Графиня улыбнулась. Улыбка ей шла.

— Вынуждена? Значит, ради собственного спасения правду ты говорить отказывалась, так?

Сара не знала, что на это сказать. Мать была права. Сара пожертвовала своей честью ради Вейна.

И он был в ярости.

Если бы она спокойно и логически подумала, если бы не торопилась бросаться ему на выручку, сейчас все могло бы быть по-другому.

— Я… я поднимусь наверх и переоденусь, хорошо? — сказала Сара после неловкой затянувшейся паузы. Она встала и только тогда вспомнила, что никакой одежды у нее нет.

Пришлось переступить через себя, чтобы озвучить просьбу.

— Мама, похоже, у меня нет ни одного наряда, который было бы прилично носить в трауре. — Она окинула взглядом то платье, что было на ней. — Это платье мне одолжила мисс Коул. У тебя есть что-нибудь, что я могла бы надеть?

Графиня тут же встала и подошла к дочери. В ее глазах не было ни тени злорадства.

— Мы с тобой все еще примерно одного сложения, хотя, возможно, я несколько выше. Думаю, подобрать что-нибудь подходящее будет несложно. Пойдем в мою спальню и посмотрим, что можно найти.

Счастливая тем, что удалось избежать еще одного унижения — материнской жалости, Сара последовала за графиней.

Широкие двустворчатые двери распахнулись, и Сара едва успела отступить, чтобы дверь ее не задела.

Может, синие шторы и были новыми и стулья не всегда были обтянуты тканью именно с таким рисунком в золотистых и кремовых тонах, но в основном все было таким, как тогда, когда в возрасте семнадцати лет Сара покинула этот дом.

Она отчетливо помнила, как любила смотреть на мать, когда та наряжалась, готовясь к выходу на бал или в оперу. Наблюдать, как роскошный атлас или шелк мерцает и струится, облегая стройную фигуру графини, как, словно звезды в ночи, сверкают в свете свечей драгоценности. Помнила дразнящие экзотические ароматы материнских духов, которые Сара так хотела однажды воспроизвести. Воспоминания о том, как они улыбались друг другу в зеркале, померкли, оскверненные сделанным Сарой позже открытием: графиня наряжалась не для того, чтобы угодить своему мужу.

После того как Сара обнаружила, что происходит в материнском будуаре во время частых отлучек графа, смотреть на то, как наряжается мать, стало невыносимо.

О, мать делала все, чтобы о ее романах никто не узнал. Если бы из-за вспышки кори Сару не отправили домой из загородного дома подруги, с которой она проводила летние каникулы, Сара никогда бы не столкнулась с джентльменом, покидавшим материнский будуар.

Сара обожала отца и потому восприняла супружескую неверность матери как личное оскорбление. Как предательство. Она никому не рассказывала о том, что увидела. Но к матери в спальню после того случая больше никогда не заходила.