Остров в море - Анника Тор

– Я простужена. Ты заразишься.

– Ничего.

Нелли заползла к Штеффи под одеяло. Ее ноги были ледяные. Штеффи обняла ее.

– Если они придут сюда, что мы тогда будем делать? – спросила Нелли.

– Тогда мы поедем куда-нибудь еще, – сказала Штеффи.

– Куда?

– В… в Португалию.

– Португалия, – сказала Нелли. – Там тепло, правда ведь? Там нет снега?

– Нет, – сказала Штеффи. – Только песчаные пляжи и пальмы.

– Ты говорила, что здесь должны были быть пляжи и пальмы, – напомнила ей Нелли.

– Я знаю. Я ошиблась.

– Мама с папой смогут приехать туда?

– Не знаю, – ответила Штеффи. – А сейчас спи.

Нелли замолчала и повернулась в кровати.

Штеффи думала, что она заснула, когда услышала в темноте ее голос:

– Штеффи? А что, если война будет продолжаться так долго, что мама с папой не узнают нас, когда она закончится?

– Они узнают нас, – сказала Штеффи. – Даже если война продлится много лет. Я уверена.

Они заснули, крепко прижавшись друг к другу. Как тогда, когда они были маленькими, дома, в детской.

Дядя Эверт вернулся домой уже к следующему вечеру. Он был бледным и усталым. Рыболовецкая лодка с соседнего острова подорвалась на мине.

– Шесть человек погибли, – сказал дядя Эверт. – Это могло случиться и с нами. Мы прошли всего в нескольких сотнях метров друг от друга.

Его руки дрожали, когда он чистил картошку. Дрожали лишь слегка, но Штеффи увидела это и поняла, что дядя Эверт тоже напуган.

– Что будет дальше? – поинтересовалась тетя Марта.

Дядя Эверт покачал головой.

– Мы не можем прекратить рыбачить. Остается только надеяться на Божий промысел. И на то, что война скоро закончится.

Штеффи попыталась что-то сказать, но помешал ком в горле, не дававший словам выйти. Она с трудом сглотнула и наконец задала вопрос.

– Нужно ли вам выходить далеко в море? Разве вы не можете ловить рыбу поближе к берегу?

Она сама услышала, как неестественно и нечетко прозвучал ее голос.

Дядя Эверт улыбнулся, но только губами. Улыбка не тронула его глаз.

– В море есть большие подводные камни. Море богато.

– И опасно, – сказала тетя Марта. – Стыдно и горько, что люди делают его еще опаснее друг для друга.

Она смотрела на дядю Эверта, и такого выражения ее светлых глаз Штеффи никогда раньше не видела. Так часто мама смотрела на папу, вернувшегося из лагеря, обычно вечерами, когда они сидели, разговаривали и думали, что дети заснули. Тогда Штеффи лежала и смотрела на них сквозь полуприкрытые веки, слушая их шепот, улавливая лишь отдельные слова.

– Когда мы проходили мимо Марстранда, военные корабли стояли в море у Патерностера и палили друг в друга, – сказал дядя Эверт.

Марстранд был расположен всего в нескольких десятках километров. Теперь война шла рядом.

По радио сообщили, что все дома нужно затемнить. Если немцы нападут ночью, они не должны увидеть, где находятся дома и люди. Тетя Марта сшила светонепроницаемые шторы из черной ткани и повесила их на окна. В сумерках, когда в доме зажигали свет, шторы должны быть задернутыми. Хорошо, что сейчас весна, и по вечерам светло.

В школе они узнали, что все дети с островов, возможно, будут эвакуированы на большую землю. Каждый ребенок должен иметь при себе упакованную сумку, если придет сообщение, что нужно ехать. Большинству казалось, что это даже интересно. Но Штеффи боялась. Не очередного переезда, не нового путешествия в чужие места с чужими людьми!

Она упаковала в дорожную сумку два платья, украшения и фотографии. Кто знает, если ей придется уехать, возможно, она никогда уже не вернется сюда.

Больше всего Штеффи огорчало, что мама с папой не узнают, где она. Никто заранее не знает никаких адресов. И подумать только, вдруг их с Нелли разлучат!

Но спустя несколько недель сообщили, что никакой эвакуации не будет. Можно было снова распаковывать сумку.

После Пасхи сахар стал выдаваться по талонам, так же как и кофе. Нельзя было купить столько, сколько хочешь, лишь столько, сколько указано в серых талонах, которые тетя Марта принесла с почты. Она внимательно следила за тем, чтобы Штеффи не клала слишком много сахара в овсянку.

Волосы Штеффи стали отрастать. Они уже доставали до плеч. Штеффи заплетала их в две короткие косички. Наверное, они успеют отрасти до отъезда в Америку.

Ветер с моря становился все мягче. Дядя Эверт спустил на воду небольшую лодку и взял Штеффи с собой на лодочную прогулку.

– Иди, садись сюда, научишься грести, – сказал он. – Нужно уметь, если живешь у моря.

Штеффи уселась рядом с дядей Эвертом на деревянной скамье, «банке», так у моряков называется сиденье на гребной шлюпке. Дядя Эверт, стоя на коленях позади Штеффи, помогал ей управлять тяжелыми веслами.

Сначала весла неуклюже болтались в разные стороны, пока палки не попали в специальные крепления на бортике, предназначенные для того, чтобы удерживать их на одном месте. Тогда гребки стали получаться лучше, но Штеффи потребовалось какое-то время, прежде чем удалось заставить весла двигаться в такт. Всякий раз она слишком сильно налегала на правое весло, поэтому лодку разворачивало влево.

– Почему нужно грести, сидя задом наперед? Ведь не видно, куда направляешься.

– Попробуй наоборот, тогда увидишь.

Штеффи развернулась на скамье и попыталась грести наоборот: сначала вперед, а затем назад. Вообще ничего не получилось. Было почти безветренно. Далеко на западе серо-голубая дымка стирала границу между небом и землей. Поверхность воды была ровной, без ряби. Вода лишь мягко колыхалась вперед и назад, словно блестящий шелковый материал маминого самого красивого платья. Пепельно-синий муар, называла его мама. Штеффи было приятно произносить слово «муар», такое же мягкое и красивое, как сама ткань.

– Если продолжать грести на запад, только грести и грести, то можно доплыть до Америки? – спросила Штеффи.

Дядя Эверт засмеялся.

– Да, если тебе посчастливится сохранить курс на запад, двигаясь к северу от Скогена в Дании и к югу от Норвегии, тогда, для начала, ты попадешь в Шотландию. Затем останется только пересечь Атлантику. Тебе придется хорошенько запастись едой, если ты собираешься рискнуть. И надеяться на такой штиль, как сегодня.

Весла натерли Штеффи руки, больнее всего было на мягкой складке кожи между большим и указательным пальцами. Но она не собиралась жаловаться.