Дом - Бентли Литтл

Оставив портфель в прихожей, Нортон прошел на кухню.

Донна.

Вот кого напомнила ему девочка.

Муравьи.

Ну почему он сразу же не заметил сходство? Теперь, задним числом, это было так очевидно… Сходство просто пугало.

Подойдя к буфету, Нортон достал стакан и бутылку виски.

Донна.

Воспоминания нахлынули неудержимым потоком. Они с Донной дружили. По крайней мере с этого все началось. Вместе играли в игрушки, выдумывали игры, сочиняли приключения. Но затем где-то что-то изменилось. Нортон вспомнил, как они вместе с Донной избивали других детей, и те плакали. Они закопали в землю живого хомячка. Освежевали собаку.

Муравьи.

Это было весело, Нортон получил огромное удовольствие, но затем все изменилось.

Они с Донной дошли до секса.

Это ему также понравилось. Ничего подобного Нортон не знал, и ему было известно, что у его друзей этого еще нет. Секс не только доставлял физическое наслаждение; свою роль играл также ореол запретного плода, и еще то, что Нортон чувствовал свою исключительность.

Но затем…

Затем все зашло чересчур далеко.

Хоть и младше его, Донна была гораздо искушеннее, и со временем она попробовала уговорить Нортона перейти к извращениям. Предложенные ею формы секса были противоестественными; ему и в голову не могло прийти, что такое возможно. Напуганный, он пошел на попятную, но что произошло дальше, не помнил. Его воспоминания оставались туманными. Донна переехала в другое место? Или их отношения просто закончились?

Нортон не мог это вспомнить.

Но даже сейчас, только думая об этом, он испытал эрекцию, и впервые за много лет, с тех давних пор он позволил себе вспомнить, чем занимались они с Донной.

Поставив стакан и бутылку, Нортон вышел из кухни и поспешил в ванную.

Он думал не только о том, чем они занимались, но и о том, чем предлагала заняться Донна, о тех извращениях, которые она от него хотела. Ему вспомнилась девочка в заброшенном доме, на фоне освещенного окна, то, как сквозь тонкий материал грязной рубашки проглядывала ее промежность.

Нортон представил себе, как девочка выглядела без рубашки. Учащенно дыша, он спустил штаны и опустился на колени перед унитазом.

И начал мастурбировать.

Когда он вернулся домой, Роберта уже ждала его.

Вместе с адвокатом.

Они сидели на стульях за кофейным столиком, друг напротив друга, и Сторми не оставалось ничего другого, кроме как сесть на диван. Стулья были выше дивана, поэтому Роберта и адвокат смотрели на Сторми сверху вниз, а ему приходилось смотреть на них снизу вверх. Он усмехнулся. Старый прием из кино. Зрительная метафора. Положительных героев нужно располагать чуть выше, чтобы от них исходило ощущение силы и власти, и тогда зритель подсознательно почувствует, что их дело правое и победа будет за ними.

Вероятно, именно из этих соображений исходил адвокат.

Все это было совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, однако Сторми сделал вид, будто предвидел все заранее. Поставив портфель на палас перед диваном, он улыбнулся Роберте.

– Неужели нам с тобой уже нужно общаться через адвокатов?

– О чем это ты, черт возьми? – нахмурилась Роберта.

– Вот о нем. – Сторми кивнул на адвоката. Внезапно его охватило сомнение.

– Ты имеешь в виду мистера Рейнольдса? Он здесь, – терпеливо объяснила Роберта, – потому что братья Финниганы объявили себя банкротами, а ты входишь в число их кредиторов.

– Я пришел не вовремя? – спросил адвокат, переводя взгляд с Роберты на Сторми.

– Нет, всё в порядке, – устало покачал головой тот.

Странно, он был разочарован тем, что Роберта не собирается с ним разводиться. Сторми постарался вслушаться в разъяснения Рейнольдса насчет того, в каком плачевном состоянии находится здание бывшего театра в центральной части Альбукерка, которое он вместе с братьями Финнеганами купил в надежде устроить там арт-центр, однако мысли его блуждали в другом месте. Сторми просматривал справки и отчеты, выслушивал варианты, предлагаемые адвокатом, но для себя он уже решил, что вникнет в детали потом, оставшись один.

Оставалось под вопросом, имеет ли он право как прокатчик также владеть арт-центром; к тому же в союзе с Финнеганами он был младшим партнером, поскольку ему принадлежали лишь сорок девять процентов против пятидесяти одного братьев. Эта проблема грозила вылиться в длительные судебные процессы в различных инстанциях, чего Сторми совсем не хотелось. Но, похоже, все сводилось к тому, что, если ему не удастся привлечь крупного партнера, он должен будет или напрячься и полностью выкупить весь бизнес, или обратиться в суд по делам банкротств и довольствоваться тем, что можно будет выручить за театр на торгах.

Однако все мысли Сторми были о разводе. Почему-то эта ложная тревога придала уверенность, которой ему недоставало до сих пор. Он впервые со всей отчетливостью осознал, что конец семейной жизни является чем-то вполне реальным. До сих пор такой исход оставался абстракцией, можно даже сказать, фантазией, и по какой-то глупой причине Сторми полагал, что инициатором развода будет только Роберта.

Но почему?

Он сам может начать процедуру развода. Взять на себя активную роль. Вместо того чтобы ждать, когда с ним что-то случится, может взять инициативу на себя и сделать все сам.

Встав, Рейнольдс протянул ему визитную карточку.

– Полагаю, на этом можно закончить. Если в ближайшие дни у вас возникнут какие-то вопросы – не стесняйтесь, звоните.

– Я переговорю со своим адвокатом, – сказал Сторми, – и он с вами свяжется.

Рейнольдс кивнул.

– Мой телефон и факс есть на карточке.

Проводив гостя до двери, Сторми проследил, как тот сел в свой черный «Бронко», и помахал рукой на прощание. Закрыв дверь, оглянулся на Роберту, стоявшую рядом с кофейным столиком.

Та пристально посмотрела на него.

– Ты действительно решил, что я хочу развода?

– Да, – кивнул Сторми.

Ничего не сказав, она лишь кивнула и с непроницаемым лицом прошла на кухню.

На следующий день Сторми отправился на машине в Альбукерк.

За ночь он практически отказался от своей мечты иметь арт-центр. К тому же эта старая мечта родилась еще тогда, когда он учился в Лос-Анджелесе, где такие заведения были излюбленным местом «золотой» молодежи.

Однако времена изменились, и кабельное телевидение вкупе с видеопрокатом по сути дела прикончили независимые кинотеатры. Сегодня зрителю просто лень выйти из дома и отправиться куда-то смотреть какой-то неизвестный фильм, поскольку он знает, что через шесть месяцев сможет посмотреть этот же фильм по кабельному телевидению.