Игра на повышение - Дмитрий Евдокимов

– Кажется, наши неуловимые ночные недоброжелатели всерьез навалились на фрадштадтцев! – с раздражением, к которому примешивалась изрядная доля злорадства, произнес улорийский государь.

– Похоже на то, мой король! – поддержал его маршал Браницкий, с таким упорством всматриваясь в еще густую ночную тьму, словно мог сквозь нее рассмотреть происходящее в нескольких километрах от них действо.

– Я могу послать туда своих парней! – заявил неслышно появившийся из темноты фон Рейбель таким тоном, словно хотел подчеркнуть, что только его парни способны исправить ситуацию.

– Не нужно, генерал, – ответил после минутных раздумий король, – пусть Немирич отправит назад по дороге кирасирский полк.

Янош прекрасно понял уловку главного наемника – уязвить своим тоном улорийцев, чтобы те сами бросились в бой, оставив в покое его солдат. Но он руководствовался в принятии решения совсем другими соображениями.

Вряд ли островитяне палят из пушек по чрезвычайно кусачим, но явно немногочисленным таридийским разведчикам. Скорее всего, их атакуют приличные по численности вражеские массы, хоть те же самые гусары, с налета которых начались неприятности сегодняшней ночи. Опять же, сомнительно, чтобы враг имел достаточно сил для противостояния мощному удару тяжелой кавалерии. Улорийские кирасиры сметут хоть пехоту, хоть легкую кавалерию, а применить пушки ночью, в лесу, да по внезапно появившейся конной массе просто невозможно.

Наличие засады Янош не допускал – численность противника не позволяет ему так распылять силы, а использование тех же рогулек является достаточно дорогостоящим удовольствием, способным доставить неудобства обеим сторонам. А если так, то по всякой логике от него должны ждать сначала разведку и только потом основную ударную силу. Вот враг и рассчитывает унести ноги между первым и вторым, но на этот раз получит сюрприз.

А если уж властелин Улории вынужден идти на помощь своим хитрым союзникам, то пусть это будут именно его личные воины, а не наемники. Помогут кирасиры фрадштадтцам или те сумеют отбиться сами, а должок перед Яношем у подданных короля Георга образуется. Так что Рейбель мог не волноваться, прибегать к услугам его наемников в данном случае король не собирался.

Весь лагерь с замиранием сердца ждал новостей от ушедших на помощь фрадштадтцам кавалеристов, и когда стрельба с той стороны сначала многократно усилилась, а спустя полчаса плавно прекратилась, уставшие и раздраженные бессонной ночью солдаты уже готовы были праздновать победу. Однако вскоре вернулись злые, потрепанные кирасиры, и по улорийскому стану поползли новые зловещие слухи.

– Восемьдесят семь человек! Я потерял восемьдесят семь человек! – возбужденно орал четверть часа спустя в королевской палатке полковник Богуслав Немирич. – И это еще счастье, что удалось быстро разобраться, когда фрадштадтские кирасиры выскочили нам навстречу! Потому что их потери за эту ночь превышают четыре сотни человек!

– Что с таридийцами! – мрачно осведомился король, уже догадываясь, что сейчас услышит.

– Ничего! – зло буркнул Немирич. – Они на эту битву не явились!

Моя временная ставка этой ночью располагалась в длинном овраге на краю леса, всего в нескольких километрах от места остановки на ночлег улорийской армии. Добрались мы сюда после успешной акции в Россоши уже ближе к ночи. Большая часть освобожденных из плена солдат были пехотинцами, потому после трехчасового отдыха я отправил их дальше – они мне понадобятся уже на том берегу Славицы. Почти вся кавалерия тоже ушла на следующую точку, оттуда им завтра придется перехватить вражескую армию у сегодняшней смены, чтобы следующие сутки виться вокруг супостата, словно назойливая мошкара. Здесь осталась только группа капитана Лукошкина, обложившая улорийский лагерь, да команда поручика Захарова, то же самое проделывающая с держащимся на некотором отдалении от основных сил фрадштадтским корпусом.

В этих ребятах я был уверен, так что остаток ночи рассчитывал посвятить здоровому сну, не переживая особо за собственную безопасность. Тем более что сам приучал своих солдат очень серьезно относиться к боевому охранению.

Однако поспать удалось только до трех часов. Не сказать, что успел хорошо отдохнуть за это время, но сна больше не было ни в одном глазу. С полчаса еще поворочавшись в своей палатке, я выбрался на свежий воздух в надежде подремать хотя бы в сидячем положении, но свежий ночной воздух быстро прогнал остатки сна. Вокруг, завернувшись в одеяла, спали свободные от дежурства солдаты, и бродить по дну оврага, рискуя в темноте потревожить чей-то сон, я не решился. Просто уселся на свернутое одеяло, прислонившись спиной к земляному откосу, и стал гонять в голове мысли по сложившейся ситуации.

Несмотря на демонстрируемые мною на людях бодрость духа и уверенность в победе, на душе у меня кошки скреблись. Фактически мне нечего было противопоставить тридцатитысячной армии Яноша, кроме тактики изматывания и различных хитростей, авторство которых молва снова припишет мне, хотя все это уже когда-то и кем-то применялось. И даже не факт, что только в моем старом мире. Больше чем уверен, что, покопавшись в истории этого мира, тоже можно найти массу интересных решений. Но Интернета в этом мире нет, а протирать штаны в библиотеках, изучая исторические хроники, станет далеко не каждый. В этом смысле у меня перед всем этим миром неоспоримое преимущество – я здесь такой один, успевший в своей жизни всякого начитаться да насмотреться. Так что дело за малым – копайся в памяти да применяй на практике. Были бы инструменты для применения!

А вот инструментов мне господин Пчелинцев оставил до обидного мало. Черт бы побрал и его самого, и Глазкова со Свитовым! Да и нашего дорогого, но мягкотелого и подверженного внушению государя! Какая же несусветная глупость – поставить во главе армии невесть что возомнившего о себе придворного генерала! Он, кстати, и после освобождения из плена пытался доставить мне беспокойство – требовал передать ему командование. Пришлось арестовать его и отправить в Корбин в сопровождении десятка всадников, получивших приказ при малейшем признаке неповиновения избавиться от мерзавца.

Итак, в наследство от Пчелинцева мне досталось порядка четырех тысяч конницы, из которых всего два эскадрона относились к тяжелым всадникам. Пехоты, включая освобожденных из Россоши, штурмовиков Дегтярева и моих белогорских разведчиков, теперь набиралось около двух с половиной тысяч. Всего с десяток полевых орудий, зато почти сотня минометов и примерно полсотни гранатометов, два воздушных шара. Негусто, но лучше, чем ничего. И промедление с выступлением в поход рано уверовавшего в итоговую победу Яноша было мне как нельзя кстати. Отправься он в путь сразу после битвы при Россоши, уже стоял бы под стенами Корбина.

А так я успел перехватить улорийцев еще на их территории, обложил со всех сторон разъездами легкой кавалерии, перехватывавшими всех гонцов, разведчиков и просто любых отделившихся от основной массы войска солдат. Плюс постоянные засады и провокации, нервирующие противника и выбивающие из его рядов по пять-десять человек. Сейчас в лесу время от времени раздавались едва слышимые здесь звуки стрельбы и разрывов гранат – это разведчики Лукошкина терроризируют улорийский лагерь. Янош будет последним дураком, если завтра не отдаст приказ выбираться с лесной дороги, и варианта у него будет только два. Короткий, через «порченые земли», являющиеся обыкновенным нефтеносным районом, и длинный, через равнину и речку Славицу. Какое бы решение он ни принял, я буду готов к встрече в удобном мне месте. Нужны более масштабные акции. Если за время похода мы выбьем у врага всего две-три тысячи солдат, это нам не сильно поможет.