Фладд - Хилари Мантел
Шрифт:
Интервал:
— Ты похожа на плохо постриженную живую изгородь, — сказал он.
Жар стыда прихлынул к оголившейся шее.
— Нас стрижет сестра Антония. Раз в месяц. Всех. Даже Питуру. Ножницы ржавые. Мне всегда хотелось иметь свои, но это против обета святой бедности.
Фладд провел рукой по ее голове. Неровно остриженные волосы росли в разные стороны, в одном месте уцелевшая прядка лежала завитком, на проплешинах короткий ежик торчал вверх, словно весенняя трава, пробивающаяся к свету и солнцу.
— Какие они были? — спросил Фладд.
— Каштановые. Самые обычные каштановые. И немножко вились.
Ему казалось — насколько можно было судить при слабом освещении, — что ее лицо изменилось. Оно стало меньше, мягче. Глаза не выглядели такими внимательно-огромными, губы утратили монашескую твердость. Как будто ее растопили и отлили в новую форму, и теперь перед ним другая, незнакомая девушка. Он поцеловал ее в губы, уже менее ритуально.
В девять к задней двери подошел Макэвой с тачкой. Агнесса, услышав стук, подпрыгнула от неожиданности. Она бросила недомытые тарелки, вытерла с рук пену и побежала открывать.
— Доброе утро, мистер Макэвой. А на кого вы оставили лавку?
— На доброго знакомого.
— Веревки вы тоже захватили?
— Я взял все необходимое. Надеюсь, тачка нас выручит.
— Вы небось уже всем всё рассказали?
— Ни слова о ночных событиях не слетело с моих уст. Приход и без того скоро узнает.
— «Дщери Марии» услышат сегодня вечером.
— Монахини, без сомнения, раньше. Если отец Фладд готов, мы поставим статуи на постаменты за час-другой. — Он улыбнулся уголками губ. — Когда мы их зарывали, собралась целая толпа помощников. Откапывать ведь легче, чем закапывать?
«Мне было гораздо труднее», — подумала Агнесса, а вслух сказала:
— Я позову отца Фладда. Он, как всегда, встал к ранней мессе, а сейчас пьет чай.
Она не предложила Макэвою чаю, а оставила его ждать у двери. Снег давно перестал, на улице подморозило. По пути на кухню Агнесса позвала Фладда и услышала, как он хлопнул дверью гостиной, поздоровался с Макэвоем и вышел через парадный вход, приговаривая на ходу, как кстати им будет тачка. Агнесса взяла тряпку и пошла в гостиную. Фладд, выходя, оставил чашку на каминной полке. Беря ее, Агнесса случайно взглянула на свое отражение в овальном зеркале. Лицо было бледное, усталое, глаза покраснели. Зато бородавка исчезла.
Отец Ангуин сидел в исповедальне и, задвинув бархатную шторку на решетке, прислушивался к звукам из нефа, где что-то гремело и скребло по полу. Тут он чувствовал себя в безопасности. «Если приедет епископ, — думал священник, — можно будет сбежать сюда. Не станет же он выволакивать меня силой. Не устроит здесь Томаса Бекета и рыцарей»[53].
Его бросало из тоски в ликование, из страха в бесшабашное веселье. «В конце концов, — думал он, — зачем епископу приезжать? Конфирмаций в этом году не предвидится. Если кто-нибудь вроде Питуры по злобе ему не донесет, наш раскол может существовать себе тихо-мирно долгие годы. Возможно, со временем я стану антипапой».
И еще он подумал: «Хорошо бы Агнесса принесла мне что-нибудь поесть».
Из мечтаний его вывел скрип открываемой дверцы.
— Фладд?
— Нет. Он ставит святого Амвросия.
— А. Моя кающаяся.
Она с тихим шелестом опустилась на колени.
— Как твое искушение? — Он боялся услышать ответ.
— У меня вопрос.
— Хорошо. Спрашивай.
— Отче, допустим, обрушилось здание. Под развалинами погребены люди. Может ли священник отпустить им грехи?
— Думаю, да. Условно. Если их откопают, они должны будут исповедаться обычным порядком.
— Да. Ясно. — Пауза. — А мне вы какое-нибудь отпущение можете дать?
— Ой, милая, — ответил отец Ангуин, — раньше надо было думать, до того, как ты прогуляла всю ночь напролет.
Мисс Демпси не собиралась нести отцу Ангуину перекус, поскольку не знала, где его искать. Она сидела у себя в комнате и ела сливочную помадку. Не в ее привычках было рассиживаться в течение дня — в доме всегда найдется что начистить. А уж если ничего в голову не приходит, всегда можно перетряхнуть матрацы.
Однако сегодня Агнесса просто сидела, глядя вдаль, и складывала фольгу от помадки в узенькую полоску. Время от времени она трогала свою безукоризненно гладкую губу. В голове звучали строки:
Агнесса, образ веры
И кладезь чистоты,
Да будем мы нескверны,
Как ты, дитя, чисты.
Быстрым движением она свернула фольгу в колечко и благоговейно взяла его двумя пальцами.
Чтоб не греху обручены,
А до последнего верны…
Она надела колечко на безымянный палец. Оно было идеальное — одно из лучших ее творений. Жалко было выбрасывать такую красоту. Агнесса бережно сняла его и сунула в карман фартука.
Чтоб не греху обручены,
А до последнего верны,
Терпеть готовы были мы
И умереть, как ты.
— Я раздобыла ключ, — прошептала сестра Антония. — Обычно она держит его при себе, но сегодня она сама не своя. У нее выросла бородавка. Вот здесь. — Монахиня показала на свою губу. — Ужас какая страшная. Вылезла за одну ночь, как гриб-поганка. Кирилла сказала ей: «Мать Перепитура, вам надо показать ее врачу. Мне кажется, это рак».
— Ой, сестра Антония, что мне делать? — спросила Филли.
— Просто иди за мною.
Сестра Антония, растопырив локти, погнала ее вперед, словно пастушья собака.
— Быстрей, быстрей. Я еле ее выпроводила. Она говорит: «Как я выйду наружу с таким безобразным выростом?» В конце концов я сказала, что на Бэклейн скандал: женщина сбежала с квартирантом. Тут уж она не устояла. Теперь будет до вечера ходить из дома в дом, собирать сплетни.
— В половине пятого уже темнеет, — сказала Филли.
— Тебе надо уйти раньше. К половине пятого ты должна быть в поезде.
Сестра Антония почти втолкнула ее в гостиную и придвинула к двери кресло, чтобы никто не вошел. Филомена округлившимися глазами смотрела на старую монахиню.
— Я не могу такого надеть. Этим вещам сто лет. Они старше меня. Они лежат в сундуке дольше, чем я живу на свете.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!