Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Ничего смешного здесь нет, — сказал я. — Пойдем, — обратился я к Катилине, — ты должен признать, что это довольно опасное место, особенно для мальчишек.

Издалека донесся хохот Катилины, такой глухой, будто он находился в глубоком колодце.

— Мне кажется, уж лучше бы мы оставили тебя снаружи, Гордиан! Неужели ты всегда такой осторожный? Разве в тебе нет духа приключений?

Я посмотрел назад и увидел, что вход превратился в маленькую серую точку. Неожиданно она исчезла. Я открыл рот и едва не закричал, подумав, что его кто-то закрыл. Но, повернув голову, я снова различил входное отверстие и догадался, что эти самые «мозги» закрыли мне вид на него. После нескольких шагов я полностью потерял из виду вход.

— Как долго еще мы будем идти?

— Мне кажется, что достаточно, — сказал Катилина.

Неожиданно мы оказались в овальной комнате, вырубленной в камне. Воздух был затхлый, но сухой, прохладный, но не холодный. Под ногами находилась утоптанная земля. В разных направлениях из комнатки вели двери.

— Какая интересная подземная комнатка, — сказал Тонгилий.

— Похоже на вход в лабиринт, — добавил Метон, — на лабиринт с Минотавром!

— Это всего лишь одна из подобных комнат в шахте, сказал Форфекс, — без проводника или карты здесь можно заплутать и пробродить целый день. А для этого не хватит пары факелов.

— Куда ведет этот ход? — спросил Катилина, направляясь к одному из выходов.

— Эй, поосторожней, — позвал его Форфекс и прошептал нам: — Вы не знаете, но он выбрал самый опасный ход. Поосторожней, пожалуйста. Меня еще ребенком предупреждали не ходить сюда. Там отвесный обрыв. Это одно из самых старых мест в шахте. Легко можно упасть и разбиться!

Из прохода, освещенного факелом Катилины, раздался тревожный оклик. Тонгилий поспешил внутрь.

— Быстрей, Гордиан, и захвати с собой факел!

Все вместе мы вошли в узкий проход. Метон навалился на меня, стараясь рассмотреть, что внутри, и пощелкивая языком.

— Луций, что случилось? — спросил Тонгилий.

— Посмотри сам, — ответил Катилина.

Возле колодца оставалось немного места, чтобы мы все могли столпиться рядком и смотреть на то, что открылось нашим взорам. Форфекс, казалось, привык к костям и скелетам, но и он удивленно вздохнул.

— А ты говорил, что прекрасно знаешь эту шахту, — сказал Катилина, пристально его разглядывая.

— Но не это помещение. Я же сказал, что мне еще ребенком запрещали ходить сюда. И я всегда думал, что здесь обрыв во тьму.

— Здесь и был бы обрыв в бездну, если бы ее не заполняли эти кости.

Катилина высоко поднял факел. В его дрожащем свете черепа, казалось, ухмылялись и сверкали пустыми глазницами.

— Сколько их! — прошептал, Тонгилий.

— Ничего подобного никогда не видел, — сказал я.

— И я не видел, — добавил Катилина.

Мы уже достаточно повидали костей на сегодня — и у водопада, и на горе, и на откосе возле шахты. Но это было лишь подготовкой к действительно впечатляющему зрелищу. Тут были сотни скелетов, возможно, даже десятки сотен, ведь неизвестно, какой глубины был колодец. Какие бы хищные животные ни обитали в шахтах, вычищали они кости на славу, те были такие скользкие и гладкие, будто лежали на дне реки. Без плоти каждый скелет и череп в точности походил на другие, и эта их одинаковость притупляла чувства. Невозможно сразу понять смысл такой картины, только со временем, вспоминая, начинаешь понимать и осмыслять увиденное.

Пещера казалась очень темной, а наши факелы неяркими. Неожиданно факел в моей руке зашипел и с треском плюнул маслом.

— Откуда они здесь? — спросил я.

— Возможно… — пробормотал Форфекс и потер подбородок. — Частенько ходили слухи о подобном, но никто не верил, что такое было на самом деле. Теперь же я думаю, что то было правдой. Ведь доказательство перед нами.

— Доказательство чего? — спросил Катилина.

— Говорили, что когда шахту закрыли, то оставшихся рабов продали на другие шахты или отправили на галеры в Остию. Никогда не предполагается, что раб-шахтер где-нибудь еще понадобится, ведь живыми с шахты не уходят. Я помню, как один из старых пастухов говорил мне, что старый хозяин и не позаботился их продавать. Он просто избавился от них. Но я никогда не думал, что это произошло здесь, в шахте. Возможно, он загородил все выходы и повел рабов по этому проходу.

В это мгновение среди костей наметилось какое-то шевеление. Оно сопровождалось клацанием костей и каким-то жутким, неестественным шумом, подобным тяжелым вздохам. В неясном свете факелов казалось, будто вся масса костей шевелится и ползает. Крысы, подумал я. Или дуновение воздуха откуда-нибудь снизу. Но Форфекс так не думал.

— Ох, Плутон! — крикнул он. — Лемуры!

Он так поспешно и неловко устремился к выходу, что столкнул бы Метона в шахту, не схвати я его вовремя за руку.

— Лемуры! — вновь крикнул Форфекс, и слова его эхом отразились от каменных стен. По его испуганному голосу невозможно было понять, боится ли он лемуров в яме или его окружили полчища лемуров в подземной комнате.

Мы поспешно устремились по каменному коридору и вывалились из арки в подземную комнату. Мы с Катилиной подняли факелы, но Форфекса там не оказалось — он не остановился и побежал дальше. До нас доносился его крик, сопровождаемый эхом: «Лемуры!», а также шорох камней, по которым он бежал. «Лемуры!» — слышали мы снова и снова. Затем послышался глухой стук, и крики замолкли.

Мы остановились как вкопанные и посмотрели друг на друга, удивляясь, что же могло произойти с Форфексом. Тонгилий покусывал губы.

— Но ведь не на самом же деле это… — пробормотал он.

— «Шахтерские мозги»! — воскликнул Метон.

Катилина слегка улыбнулся и выгнул брови дугой.

— Вне всякого сомнения.

Он простер перед собой факел и повел нас к выходу. При первых проблесках дневного света я с облегчением вздохнул. Чуть подальше мы увидели и Форфекса, лежащего неподалеку от выступов, именуемых «шахтерскими мозгами».

Он лежал на боку, тщетно пытаясь подняться.

Метон с Тонгилием подняли его и помогли идти. Все его волосы, а также одежда были испачканы кровью вперемешку с грязью. В мерцающем свете факела он походил на демона, шатаясь, закрывая глаза и простирая руки.

Страх и удар совершенно потрясли, ослабили его и сделали абсолютно беспомощным. С трудом нам удалось перетащить его через стену. Тонгилий помог и мне забраться наверх, а потом последовал за мной.

И именно Тонгилий же принялся ухаживать за пастухом. Он дал ему вина и смочил раны тем же вином, оторвал полосы от туники и перевязал ими голову, успокаивая при этом раненого. Человек, который вел нас вверх с такой вызывающей храбростью, теперь совершенно изменился. Мы по очереди помогали ему идти, подпирая его плечи; он был в состоянии передвигать ноги, но выбирать нужное направление уже не мог.