Эпоха Отрицания - Олен Стейнхауэр

– Наверное, нам лучше поскорее уйти, – прошептал Мур.

Миттаг невозмутимо взглянул на жителей Ливана, после чего покачал головой.

– Пока у нас нет лица Мартина, мы в полном порядке.

Он был прав. Никто не сказал им ни слова и не проявил ни малейшего беспокойства. Волновался один лишь Кевин, особенно когда заметил на соседних столах сотовые телефоны. Они лежали рядом с кофейными чашками и грязными тарелками. Они были так близко…

Несмотря на то что ананасовый коблер выглядел весьма привлекательным, они отказались от десерта и заплатили за еду – по четыре доллара каждый плюс чаевые. Когда они вернулись к машине, Мур заметил полицейского, который разговаривал с кем-то из местных на противоположной стороне улицы. Полицейский посмотрел на них – все-таки здесь они были чужаками, – но вскоре продолжил свою беседу.

Место встречи было назначено за городом, хотя и недалеко, на травянистой поляне, где над каменным пьедесталом, у скамьи, развевались американский и канзасский флаги. В нескольких шагах находилась беседка со столиками для пикника, а рядом с ней – невыразительная постройка, напоминающая скорее сарай с надписью «Центральная часовня». Деревянная табличка гласила: «Добро пожаловать в географический центр сорока восьми штатов».

Бенджамин вытащил из кармана застегнутый на молнию пакет и извлек оттуда разобранный мобильный телефон «Нокия» с черно-белым экраном и резиновыми кнопками. Собрав гаджет и вставив батарею, он включил его.

Кевин посмотрел на часы: было уже почти три.

– Сколько мы здесь пробудем? – спросил он.

– Где-то с полчаса, – сказал его спутник. И в этот момент прозвучал короткий электронный звонок. Экран «Нокии» засветился, и на нем появилось сообщение. Прочитав его, Бенджамин повернулся и начал вглядываться в даль, на серую дорогу, которая тянулась до самого горизонта. Оттуда к ним, вздымая клубы красной пыли, мчался красный пикап. – Идем.

Мур проследовал за Миттагом к беседке, где они некоторое время сидели молча и ждали, укрывшись от горячего солнца. Прошло несколько томительных минут. Грузовик, сделав круг, остановился рядом с их автомобилем. Первой из пикапа вышла темноволосая женщина в темных очках. На ней были джинсы и светлая блузка. Она осмотрелась вокруг, а затем взглянула в их сторону. После этого женщина посмотрела на Мартина Бишопа, который поднялся с водительского кресла и снял очки. Он носил усы и бороду, и на нем были фланелевая рубашка, джинсы и заношенная красная бейсболка с надписью «Сделаем Америку снова великой».

– Значит, это она, – сказал Бенджамин, поднимаясь.

– Кто? – уточнил Кевин.

– Та сучка, которая вскружила ему голову. – Он сплюнул. – Ингрид Паркер.

Девушка, открывшая дверь дома, пришла с гордо поднятой головой. Но как только они уселись за стол и Рейчел спросила, как ее зовут и сколько ей лет, девчонка тут же расплакалась и долго не могла успокоиться.

Прю ожидала такой реакции, правда, не так быстро. Когда юноши и девушки выходили из дома, на лицах у всех застыло выражение крайнего потрясения. Как будто окружающий мир был непонятной, неразрешимой загадкой. Какое-то мгновение назад все они были благополучно «упакованы» в мире, где процветала их идео-логия и где они говорили о чем угодно, но теперь вооруженные люди в черном вывели их в прохладный предрассветный сумрак, а потом криками и пинками заставили лечь на землю.

Поэтому Рейчел, так или иначе, ожидала слез. Но до этого она все-таки рассчитывала, что девушка начнет все отрицать, злиться, а затем попробует о чем-то договориться. Но ничего такого не произошло. И агент поняла, что, наверное, они все-таки ждали, что кто-нибудь рано или поздно вытащит их из этого дома.

– Я не знала. Ни один из нас не знал. Ну, то есть… что нам было делать? – лепетала арестованная.

– Почему ты уехала? – спросила Прю.

В заплаканных глазах девушки мелькнули смущение и боль.

– Ну, то есть почему ты сбежала из дома? – повторила Рейчел. – Восемнадцатого июня ты бросила все и сбежала.

– Но… мы должны были.

– Почему?

– Потому что за нами пришли вы. Такие люди, как вы. Полиция, правительство.

По прикидкам Прю, эта девушка была не старше двадцати пяти лет. Звали ее, как она сказала, Мэри. Рейчел, возможно, поверила бы ей, но это была уже шестая Мэри, с которой она успела побеседовать в переполненных коридорах полицейского управления Шеридана. И каждый на вопрос о причинах бегства отвечал одно и то же. Наклонившись поближе, агент спросила:

– Послушай, Мэри. Ты слышишь меня?

Глаза арестованной были до сих пор влажными, но она кивнула.

– Никто не преследовал вас. Это ложь, – сообщила Рейчел.

Мэри покачала головой.

– Вы собирались схватить Мартина. И охотились за Беном. Потом была наша очередь.

Здесь спорить с ней было бессмысленно.

– Но что, по-вашему, должно было произойти потом, после вашего исчезновения? – задала Прю новый вопрос.

– Я ожидала, что меня отвезут в безопасное место.

– Безопасное?!

– Туда, где мы могли говорить открыто, без страха.

– Ну и как, вы получили то, что хотели?

Мэри нахмурилась, видимо не желая судить о том, что она на самом деле получила.

– Итак, вы приехали сюда, – сказала Рейчел. – Ты встретилась со своими товарищами. Но у вас ведь был какой-то план. Ведь не должны же вы были просто болтать и торчать здесь без дела. Какой у вас был план?

– Но мы же не собирались стрелять в людей!

– Тогда почему мы обнаружили в доме дюжину винтовок и пистолетов?

– Мы должны были защищаться.

Агент старалась не выдать своего раздражения. Но, послушав этих людей, каждый из которых высказывал совершенно разные соображения по поводу своего ухода в подполье, она пришла к выводу, что единственным, что их действительно объединяло, была убежденность – как выяснилось, ошибочная, – что Мартин Бишоп укажет всем выход. А оказалось, что Бишоп так и не объявился в этих местах. Поэтому они и варились в своей паранойе, выдумывая небылицы по поводу всеобщего ниспровержения.

– Мы собирались заявить о себе, – сказала арестованная.

– Заявить?

– Сначала исчезнуть, а потом заявить о себе.

– Бессмыслица какая-то, Мэри.

Девушка чихнула, и Рейчел предложила ей салфетку. Высморкав нос, Мэри покачала головой.

– Ну, так мне, по крайней мере, хотелось. Мы бы сами все поняли и вернулись бы домой. И мы собирались рассказать о том, что узнали. Мы собирались научиться сами и затем научить наших родных.

– В самом деле?