Солнечный ветер - Валерий Рощин

– Саня, ты должен взглянуть на это.

– На что?

– Мне кажется, что черно-белая хрень с полосатым флагом на борту немного сократила дистанцию, – глядя в иллюминатор, известил Ритвицкий.

Сергеев в это время плыл по своим делам в сторону центрального поста. Услышав предположение товарища, он оттолкнулся от закрытого кожухом отсека с научной аппаратурой, изменил направление и причалил к соседнему иллюминатору.

«Джемини» и впрямь оказался чуть ближе к связке «Салюта» с «Союзом». Даже без оптики было хорошо заметно, что американский корабль стал больше и немного сместился, понизив орбиту на добрую сотню метров.

– Да, либо выбрал другую точку для наблюдения, либо продолжает сближение. Не спускай с него глаз, – приказал Александр.

– Я весь внимание…

Командир оттолкнулся от стенки и полетел к центральному посту. Пристроив себя в кресло, он застегнул ремень и первым делом вырубил радио, потому как после новостей началась скучнейшая передача о проблеме снижения урожайности на целинных землях Оренбуржья и Казахстана.

А чтоб товарищ не заскучал, решил с ним поболтать.

– Слушай, ну по нашим дальневосточным сослуживцам, положим, все ясно – ты подробно обрисовал судьбу каждого, – сказал он. – А новые друзья, когда ты командовал отдельной эскадрильей в приволжском гарнизоне, разве не появились?..

Наблюдая за американским кораблем, Рита помолчал, обдумывая ответ. Затем протер бумажной салфеткой прозрачный плекс иллюминатора и пустился в длинный рассказ о тех людях, с которыми довелось служить последние годы…

* * *

– …Со школьными друзьями еще проще – с ними нужно прощаться на выпускном вечере. Раз и навсегда, – философски рассуждал Ритвицкий, потягивая из целлофанового пакета черный кофе.

Он по-прежнему занимал пост возле иллюминатора, наблюдая за проклятым американцем, из-за которого жизнь на станции грозила превратиться в ад. Командир суетился за исполнением повседневных обязанностей, не забывая при этом развлекать товарища вопросами и разговорами. Пару минут назад Влад вдруг захотел кофе, и Сергееву пришлось исполнить его прихоть.

– А с училищными друзьями? – спросил командир, делая очередную запись в бортжурнале. – Как быть с ними? Ведь училище – не школа, а осознанный выбор.

– Основную массу бывших друзей-курсантов я забыл через год после окончания альма-матер. Оставил лишь десяток тех, которые прочно закрепились в сердце, остальных беспощадно вычистил, выковырял и вычеркнул из списка под названием «жизнь». Всему свое время, Саша. А также свое место и свой срок годности…

Александр качнул головой. Подобная точка зрения, выраженная к тому же в довольно категоричной форме, была ему неприятна. Он придерживался другого мнения.

– Не согласен. Не знаю, насколько был дружен ваш выпуск, а наш собирается в училище раз в пять лет, – сказал он, захлопнув бортжурнал и сунув его под удерживающую резинку. – И общаемся, доложу я тебе, с превеликим удовольствием. Приезжают все, кто служит или живет в европейской части Союза: и те, кто в строю, и ушедшие в запас, и летающие на гражданке…

– Может быть, у вас какой-то уникальный выпуск? Мы, к примеру, после окончания училища ни разу встречались. И не скажу, что я разочарован. Есть упомянутый мною десяток человек, с каждым из которого хотелось бы обняться, поболтать. А остальные… я уж и имен-то большинства не помню.

– Ладно, не будем спорить, так как в этом вопросе присутствует некая субъективность: возможно, у вас просто не сложилось нормального коллектива. А как быть с женщинами? Мы с тобой холостяки, стало быть, мыслим одинаково.

– Ну, с бабами вообще все просто.

– Когда это с ними было просто?

– У меня – всегда. Дураки женятся молодыми, а умные… вообще не женятся. Главное – пережить первую любовь, потому что она как первый подростковый костюмчик: поносил, порадовался, вырос, снял, выбросил и забыл. Хранить старые вещи годами на пыльных антресолях, тешась надеждой когда-нибудь снова втиснуть в них свой отяжелевший зад, – наивно и глупо. Если человек чрезмерно жаден до отношений, то ему приходится тащить на горбу багаж из греющих душу воспоминаний о давно протухшей дружбе, об увядшей любви, о реализованных и нереализованных чувствах. Он окружает себя эмоциональным мусором и годами копается в его нескончаемых смердящих кучах.

– Пора достать заветную фляжку и выпить по глотку, а не то заблудимся в философских дебрях, – засмеялся Сергеев.

– От хорошего коньячка никогда не откажусь, – улыбнулся в ответ Ритвицкий и закончил мысль: – На самом деле, Саша, в человеческих отношениях нет никакой глубокой философии. В них все предельно просто. Как с гардеробом: если в течение года ты не доставал из шкафа какую-то шмотку, то вероятность того, что наденешь ее через месяц-два – почти нулевая. Можешь смело выбрасывать, освобождая место новой вещице.

– То есть, по-твоему, если возникла необходимость в «перерыве» или в «отдыхе друг от друга», то отношения можно смело хоронить?

– Именно. Это просто означает, что кто-то кого-то перерос и самое время сказать: «Все было замечательно, чувак (или чувиха), спасибо и всего доброго!» После чего попрощаться и разбежаться по своим делам. В общем, это естественный процесс. Взросление так сказать…

Владислав продолжал торчать возле иллюминатора. Завершая монолог, он все более изгибался, стараясь выглянуть наружу.

– Слушай, он заметно переместился, и его становится плохо видно, – наконец перешел он от посторонних разговоров к тому, ради чего дежурил на важном посту.

– «Американец»? – не сразу понял командир.

– Ну да! Может, крутанем немного станцию?

Покончив со скучной писаниной в бортжурнале, Сергеев намеревался минут десять побездельничать и тоже чего-нибудь попить: чаю, кофе или витаминного коктейля. Но товарищ заставил срочно переместиться к округлому окошку.

Сквозь чистое, недавно протертое Ритой стекло он не сразу заметил американский «Джемини».

– Ты прав – скоро его совсем не будет видно, – озадаченно сказал командир. – Сейчас согласуем с «Зарей» коррекцию орбиты, а заодно разворот…

* * *

Руководитель полетов дал добро «приподнять» орбиту на двести метров и развернуть станцию так, чтобы «Джемини» оставался в поле зрения.

Космонавты заняли штатные места у центрального поста и приступили к подготовке к запуску Объединенной двигательной установки.

Внезапно Рита схватил командира за руку.

– Что? – не понял тот.

– Подожди!

– Что случилось? Опять объект?

– Да, Саня. Объект.

– Уже появился?

– Нет. Через пару минут. Или чуть позже.

– Но… ты же говорил, что он появится вечером.