Любовница Синей бороды - Лариса Соболева

– Чья это лошадь?

– Ты только не волнуйся, матушка! – вдруг замахал на нее руками Иона.

– Чья лошадь? – вскрикнула она, уже догадываясь – чья…

Заметив сразу две кареты в вечерних сумерках, Иона обернулся:

– Анисья! Вон погляди: две кареты едут. Узнаешь?

– Не-а, – зевнув, ответила девка. – Не енти кареты барышню Наталью Ивановну увезли. Иона Потапыч, мочи нет, поехали домой, а? Исть так хочется!

И он устал целыми днями ездить, но другим путем не найти барышню, кроме как по карете, что увезла ее. Иона развернул коляску…

Вадик, скрестив руки на груди, оперся плечом о стену, не вмешивался в разговор. Щукин уставился на Славу, следственную «зелень», как на НЛО, слушая бред, который тот нес:

– Отсюда у меня возникла версия: Лада, обеспечив себе и этому… как его… – он заглянул в блокнот, – Дмитрию Орлову хлипкое алиби, подготовила убийство мужа.

– Что ты говоришь! – изобразил Щукин неподдельное удивление. – Только я не понял – на основании чего у тебя такая версия возникла?

Узнав, что Ладу задержали, Щукин смотался к ней на работу, где потрясенные сотрудники музея изложили в лицах, что происходило утром. Мало кто остался равнодушным к факту задержания коллеги. Полной неожиданностью для музейщиков явилась странная смерть Ильи, а тут еще и Ладу арестовали! Почему-то наш народ не признает слова «задержали», ему родней «арестовали». Его наперебой умоляли помочь Ладе – Щукин еле вырвался и помчался в прокуратуру. Теперь Архип Лукич хотел услышать от юного дарования, практически ничего не понимающего в следствии, но так легко надевшего наручники на женщину, с какого потолка он взял свои подозрения.

– Мы задержали ее на основании сведений, полученных от соседки, – ответил Слава. – Она сообщила, что Лада последнее время ссорилась с мужем, не ночевала дома. У супругов Табулиных заходила речь и о разводе, а главным камнем преткновения была квартира, которую ни поделить, ни разменять, чтобы не ущемить интересы всех членов семьи, невозможно. Вы считаете, квартира недостаточный мотив?

– Значит, на основании сплетен ты, Слава, испортил репутацию молодой женщине? – Щукин уже с трудом держался на уровне невозмутимого старшего товарища по службе.

– Не только, – с вызовом сказал тот, достал листок и положил перед Щукиным. – Вот, пожалуйста. Смотрите, что ваша Лада скрыла от следствия в момент осмотра места преступления. Это мы нашли при обыске в гостинице, где она сняла номер.

Архип Лукич подался корпусом к столу и, не беря в руки записку, прочел: «Лада, ты так со мной, да? Пожалеешь, но будет поздно. Илья».

– Это лишь может доказывать, – процедил Щукин, – что он сам убил себя.

– А Натан Ефимович утверждает, что Табулина зарезали, – возразил с толикой торжества в голосе Слава. – Отсюда следует: записку сфальсифицировали, чтобы именно так и думали – не убийство, а суицид. Возможно, она написана Ладой, знавшей почерк мужа. Этим она не только представляла его самоубийцей, но и думала, что отведет от себя подозрения. Графологическая экспертиза, конечно, установит подлинность почерка…

Да, просчитался Архип Лукич, пригласив Натана Ефимовича к трупу, просчитался. Другой эксперт на его месте предоставил бы акт вскрытия через недельку-другую, за это время обычно много воды утекает, а Натан Ефимович выдал акт незамедлительно, чем воодушевил Славика на подвиги.

– Значит, она написала записку, – вдруг успокоился Щукин, – а потом почему-то спрятала, тогда как должна была нам указать на записку пальчиком. Нелогично, Слава. В твоей интерпретации будет отсутствовать логика и в том случае, если экспертиза подтвердит подлинность почерка Ильи. Знаешь, почему? Убийца первым делом отводит подозрения от себя, следовательно, в обоих случаях Лада должна была сунуть предсмертную записку мужа нам под нос. Это ее шанс выкрутиться. Да, во втором случае она косвенно является причастной, но к самоубийству. И если бы на нее завели уголовное дело, обвинения разбил бы любой мало-мальски грамотный адвокат, который доказал бы, что у самоубийц психика нездорова. А свидетели подтвердят, что муж Лады пил. Отсюда делай выводы. Логика твоя ни к черту, потому что действия Лады продиктованы страхом.

– Думаете? – запутался Слава. – Хм… Тогда записка вываливается из дела.

– А остальное вваливается, да? – веселился Вадик.

– Не понимаю твоей иронии, – обиделся на него Слава. – Как вам ни симпатична Лада, а мотив у нее есть. Есть мотив, вы никуда от этого не денетесь: квартира!

– У тысяч граждан есть мотивы укокошить соседа, друга, жену, мужа, но далеко не все идут на поводу у мотива, – парировал Щукин.

– Алиби подтвердить может только ее любовник, – был непреклонен Слава. – Но он лицо заинтересованное, кстати! Возможно, он и принимал участие в устранении мужа Лады или нанял кого-то, а его мы найти не можем. Куда он делся, не подскажете?

– Спроси у его жены, – ехидно посоветовал Вадик.

– Жена Орлова не знает, где пропадает ее муж вот уже три дня, – ответил Слава. – Помимо всего прочего, он… под следствием. Неуплата налогов. Так-то.

– У, как ты быстро все раскопал, – иронизировал Вадик. – Обскакал нас, обскакал. Нам и в голову не стукнуло, что Лада коварная злодейка, а ее друг – неплательщик налогов. Да, кто не платит налоги, тот убьет и соседа.

– Слава, я тебя прошу, отпусти Ладу, – повернулся к юному дарованию от юриспруденции Щукин.

И последовала пауза, по которой нетрудно было определить, что Слава не хочет отпускать «свою» задержанную. Щукин терпелив и выдержан. Он ждал, что скажет молодой коллега, получивший в личное пользование одну из самых сильных страстей человеческих – власть. Безусловно, данная власть не очень полна, но дает право решать – быть или не быть кому-то на свободе. А если учесть, что от ошибок не застрахован ни один смертный, то именно эта власть превращается в страшную силу, что не раз доказывала история.

– Слава, ты меня слышишь? – повысил голос Щукин. – Ей не место в ИВС.

– Я не могу ее отпустить, – потупившись, сказал Слава. Видно, ему было неловко отказывать Щукину. – Эта женщина – единственная подозреваемая. Я ее отпущу, а она сдернет…

– Отпусти под подписку о невыезде, – продолжал Щукин, но тон у него при этом был требовательный. Слава молча крутил авторучку – дорогую, стильную. Наверное, папа ему подарил, чтоб сынок хотя бы авторучкой производил серьезное впечатление, а не выглядел мальчишкой, случайно севшим на чужой стул. – Слава, а если ты ошибаешься?

– Не виновата – отпустим, – пообещал он.

– Отлично, – хмыкнул Щукин. – Сначала ты ее взял на глазах у коллег, сделал обыск в гостиничном номере, потом продержал в тюрьме, после чего выпустишь и даже не извинишься…

– Она в ИВС, – поправил его Слава.

– Значения не имеет! – вдруг рявкнул Щукин. Он крайне редко переходил на грубый тон, поэтому даже у Вадика выкатились глаза от удивления. – ИВС, СИЗО… Для обычных людей это тюрьма. Что чувствует человек, попавший туда? Особенно если он не виноват?