Укрыться в облаках - Татьяна Гармаш-Роффе

* * *

Она первая пошла в ванную, Андрей после нее. Пока он умывался, она забралась под толстое одеяло (Андрей настоял, чтобы она взяла то, что потеплее), отвернулась к стенке, и ее сознание мгновенно поплыло по волнам дремы, сладкой прелюдии сна.

Разбудило движение рядом: Андрей вернулся из ванной и сел на край дивана. Неожиданно Риту накрыло ощущение, что сейчас он ее обнимет. Ощущение странное, нелогичное – они ведь «товарищи по несчастью», только и всего! – однако настолько сильное, что ей сделалось жарко.

А он еще упомянул, что потребность в сексе у него высокая...

Ей хотелось раскрыться, охладить тело, но она не рискнула. Лежала носом к стенке, не шевелясь, стараясь не выдать себя, дыша ровно и глубоко.

Андрей тихо примостился с краю – поверил, что Рита спит, и старался не потревожить ее сон, – укрылся, повернувшись спиной к ней, и вскоре тоже ровно задышал.

Так они оба дышали еще полночи – пока и в самом деле не заснули.

Утром Рита уселась за работу. Андрей тоже, за свою. И просидели они, не глядя друг на друга, три с лишним часа.

Наконец Рита закончила одну из тех программ, что задолжала своим заказчикам, отправила. Ей страшно хотелось выйти на улицу – чужие стены душили ее. У себя, в Нижнем Тагиле, она жила почти затворницей, но в стенах своей конурки чувствовала себя уютно, а окном в мир служил Интернет. Он поставлял ей новости, политическую и экономическую аналитику, культурную информацию и продукцию в виде книг, фильмов, рецензий... Там, дома, одиночество было родным, своим.

Но тут, в Москве, Рита ощущала себя улиткой, потерявшей ракушку-домик, и ее незащищенному телу все казалось угрозой! Хотелось уползти куда-то туда, где можно было затеряться, спрятаться, – в большой город, в нагромождение домов, строений, дорог, людей, машин... Забиться в щель, сделаться невидимой...

– Я хочу прогуляться, – сообщила она в спину Андрея, сосредоточенно стучавшего по клавишам своего нового компьютера. – Ты останешься тут? Я спрашиваю, потому что у нас только одна связка ключей, – пояснила она.

Андрей обернулся:

– Тебя тяготит мое присутствие?

– С чего ты...

– Рит, я тоже давно живу один. Я знаю, что одиночество не делится на двоих...

– То есть это тебя мое присутствие тяготит?

– Блин!

– Ты как-то не интеллигентно выражаешься, – хмыкнула она.

– А я должен?..

– Конечно, ты же интеллигент!

– Дурочка, – улыбнулся он. – Вундер-дурочка. Погоди, я с тобой, вместе прогуляемся.

* * *

Они гуляли. То есть просто слонялись по улицам. Сначала по проспекту Мира, потом забурились в отходящие от него улочки и переулки, рассматривая дома и болтая о какой-то ерунде. Рита рассказывала о своем восприятии Москвы, Андрей делился своим – довольно схожим, как выяснилось...

Солнце сияло на чистейшем, детской голубизны небе, снег искрил, морозец был приятным, несильным – ровно настолько, чтобы подрумянить щеки, не отморозив нос.

Постепенно Риту отпустила тоска, это жуткое чувство незащищенности – чувство голой улитки, потерявшей домик. Город словно раскрыл ей свои объятия за время этой прогулки, принял Риту... Может, потому, что они с Андреем разделили его на двоих?

Одиночество, сказал он, на двоих не делится... Но город, – он большой, он делится, наверное?..

– У нас хлеба нет, – вдруг вспомнила Рита. – Надо купить.

– Раньше в городе были булочные, – ответил он. – В Москве были, в Питере, и в других городах тоже. А теперь их, по-моему, не существует. Думаю, что нам нужно найти супермаркет.

Они принялись искать что-нибудь похожее на супермаркет, но в маленьких улочках, где они плутали, такового не наблюдалось. Спросили прохожего, тот махнул рукой в сторону проспекта.

В этот момент Рита поняла, что ей срочно нужно...

– Купи сам, ладно? Я домой пойду.

– Что случилось? – удивился он, но тут же спохватился: сообразил. – А, держи ключи.

– Я запуталась здесь... Куда идти?

Андрей пояснил, и они расстались. Рита чуть ли не бегом припустилась «домой», – в квартиру Александры. Замок она открывала, расстегивая одновременно джинсы...

Уфф, наконец! Она вспомнила анекдот: «Где находится душа? – Под мочевым пузырем. – Почему? – Потому что, когда пописаешь, то на душе полегчает!»

Рассмеявшись, она спустила воду, застегнула ремень, вымыла руки. И в этот момент зазвонил ее мобильный.

Новый ее номер был только у Андрея и у детектива. Она посмотрела на входящий: Андрей.

– Рит, у меня новость... Плохая, предупреждаю сразу. Ты дома?

– Да...

– Никуда не выходи, я сейчас приду.

* * *

Пришел. Тянуть не стал: с порога сообщил, что видел, проходя мимо районного отделения полиции, ее фотографию на стенде розыска преступников.

Рита побледнела.

– За что? Там сказано, за что?!

– Нет. Только просят граждан, в случае, если тебя заметят, сообщить по указанному телефону... Думаешь, Митины происки? – спросил Андрей.

– Больше некому, – тихо ответила она.

– Рит... ты уверена, что рассказала мне всё?

– А я должна?!

– Прости, я неверно выразился. Мне не нужно знать всё, я не спрашиваю тебя о подробностях всей твоей жизни... Мне надо знать лишь то, что имеет отношение к твоей безопасности.

– Как ты точно формулируешь мысли, Андрей...

– Тебя это раздражает?

– Меня это убивает. С тобой, как на рентгене! Анамнез и диагноз в одном флаконе!

– Рит, не дури. Твоя фотография висит на стенде розыска. С этим надо что-то делать. Но для начала нужно понять, по каким причинам она там оказалась!

– Думаешь, нет дыма без огня? – горько усмехнулась она.

– Не думаю. Я изучаю политику, ты не забыла? И хорошо знаю, как люди умеют раздуть и дым, и огонь – из ничего.

– Утешил...

– Рита!

– Ты поверишь, если я скажу, что причин нет?

– Поверю. Но чтобы раздуть дым и огонь, нужно было Мите за что-то зацепиться. Иначе ему такая идея просто-напросто не пришла бы в голову. Так что стало для него толчком?

Рита почувствовала на глазах слезы – и изумилась им. Она никогда не плакала, даже когда была маленькой. Слезы, за редким исключением, – это жалость к себе и просьба к окружающим о том, чтобы пожалели. Что Рите всегда казалось унизительным. Не сама жалость, нет, – она ничего зазорного в этом чувстве не находила. Унизительной была просьба! Потому, что была нечестной. Ведь слезы действовали безотказно – как запрещенный прием, который способен положить любого, а особенно мужчину, на лопатки!