Возвращаясь к себе - Елена Катасонова
Шрифт:
Интервал:
Возможно, фильм был совсем неплохим, но динамики, кольцом окружившие зал, голосили так, что голова разболелась сразу, и Лена мечтала лишь об одном: чтобы эта пытка поскорее кончилась.
— Это что, для глухих? — спросила на выходе билетершу.
— Ничего не поделаешь: новая технология, — печально ответила билетерша. — Вам-то хорошо: отсидели сеанс и домой, а мы торчим здесь с утра до вечера, скоро и в самом деле оглохнем.
— Так вы же не в зале, — удивилась Лена.
— Ну и что? Разве от этой проклятой стереофонии спасешься?
Лена развеселилась: ну все не впрок, даже новые технологии! Мысленно она поставила крест на своем виртуальном знакомом — и вообще Катькина выдумка — полная чушь! — а потому расслабилась, принялась болтать о том о сем, дурачиться и смеяться — такой, наверное, была реакция на сокрушительную неудачу, — разбирать по косточкам фильм — несмотря на грохот совершенно распоясавшейся стереофонии, она в него все-таки вникла.
Веня посматривал на Лену с радостным удивлением. Отчего это он решил, что она некрасива? Очень даже ничего, а главное — с ней интересно.
Через минуту они уже спорили о только что просмотренном фильме, выйдя на улицу, перебрасывались шутками, и Вене решительно расхотелось «быстренько проводить до метро и смотаться», как он решил для себя, когда увидел Лену.
— Зайдем в кафе? — предложил он после минутного колебания: прихватил с собой, конечно, деньжат, но не так, чтобы много.
Лена, как чуткий локатор, его колебания уловила.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась она. — Поздно уже.
— Но мы ни о чем не договорились, — всполошился Веня.
Не хотелось отпускать эту девушку.
— А на что Интернет? — засмеялась Лена.
Внутренне она ликовала. Все-таки общение с Михаилом не прошло для нее даром: она научилась общаться с мужчинами, не робеть перед ними, как прежде, она видела, что понравилась — не сразу, нет, но понравилась.
— Можно, я вас провожу? — жалобно попросил Веня.
— Нет, спасибо, — снова сказала Лена. — Мне тут надо еще зайти кой-куда.
— Но мы увидимся? — не отставал Веня, заглядывая Лене в глаза, поражаясь их глубине.
— Возможно, — неопределенно пообещала Лена и, улыбнувшись на прощание своему кавалеру, нырнула в метро.
— Слушай, Катька, это все ерунда, — сказала на другой день Кате. — Специально не получается ничего.
— А знакомство на улице не ерунда? — с ходу парировала Катя. — Или, к примеру, на мостике в Переделкино?
— Вот не можешь ты не съязвить! — возмутилась Лена.
— Не могу, — мирно согласилась с подругой Катя. — А все-таки, что ни говори, Интернет — это класс. Болтаешь, переговариваешься, оттачиваешь зубки, даешь, если кто заслужил, свой почтовый ящик. Что, скажешь, плохо?
— Не знаю, — пожала плечами Лена. — Как-то это не для меня. Пустая трата времени. Хотя затягивает, признаю.
Пошутили, посмеялись, а к Новому году возник этот самый Стив.
— Что за Стив? — сразу навострила ушки Катя.
— Преподаватель русского языка и литературы. Из Лондона.
— Да что ты! Женат?
— Разведен. Пишет, что на Рождество почувствовал себя особенно одиноким, стал бродить в Интернете и нашел там меня. Пишет, что любит Россию и никогда больше не женится на своей соотечественнице, только на русской.
— Ого! Неплохие авансы… А сколько ему?
— Сорок два. Общаться с ним интересно, — призналась Лена.
— Да уж наверное! — ободряюще сжала ей руку Катя. — Не то что с нашими обалдуями.
— Много знает, о многом думает, — продолжала Лена.
— Начитался небось наших классиков, — хмыкнула Катя.
— Как ты догадалась? — удивилась Лена.
— И не думала я догадываться, — засмеялась Катя. — Брякнула что на ум пришло.
— Но именно так он на днях и написал: русские классики научили его философскому отношению к жизни, потому он и разошелся с женой. А знаешь, что было в последнем письме?
— Откуда мне знать?
— «О бывших женах, как о мертвых: или хорошо, или ничего. Ханна совсем неплохая женщина, но очень уж прагматична — «купить, купить, купить…» А я, Helen, устал».
— Устал покупать?
— Устал постоянно об этом думать.
К весне они знали уже друг о друге многое, и Лена жила теперь в двух измерениях: реальном и виртуальном. В реальном были Катя и Дима, знаменитый УНИК с его выматывающим «процессом аккредитации», ускользающий, уклончивый Миша — виделись все реже, говорить было особенно не о чем, близость стала привычной, почти домашней, хотя по-прежнему приносила радость. А в виртуальном измерении был Стив, общение с которым все ощутимее вытесняло реальность, в чем-то ее заменяло.
Вечерами, вернувшись домой, Лена первым делом бросалась к компьютеру. Нажимала кнопку «вход» и высвечивалось знакомое сообщение: «У вас письмо». Она смотрела на четко очерченное лицо Стива, приближая его к себе, рассматривая в увеличении умные глаза, высокий лоб, темные, как у Димы, волосы, плотно сжатый, решительный рот. А уж потом читала письмо. Довольно скоро она дала Стиву свой личный почтовый ящик, скачала на мобильник его фотографию, сняла информацию о себе со znakomstva, и теперь они общались уже напрямую, без логина и электронной свахи.
«Как прошел день? — спрашивал Стив. — У меня интересно. Дали еще одну группу славистов, и я учу их вашему «великому и могучему», как писал мой любимый Тургенев. С его стихотворений в прозе я всегда начинаю курс. Не кажется ли тебе, Helen, что ваша великая литература и есть то, что называют национальной идеей? Вы можете без сомнений опираться на то, что оставили вам Толстой, Достоевский, Тургенев. Мне за него, кстати, обидно: по-моему, вы его недооцениваете…»
Были такие философски-дискуссионные письма; их Лена читала и перечитывала, споря и соглашаясь в ответных посланиях. Были другие, в которых Стив рассказывал о себе: о маленьком городке, где жил и учился, о Лондонском университете, в котором защитил диссертацию, а теперь там же преподавал. «Вот если бы и в семейной жизни ты был таким постоянным», — пошутила в ответ Лена, но Стив шутки не принял и немедленно объяснил, что личная жизнь — совсем другое дело. «Моя мама называет ее «лишней жизнью»», — отстукала в ответ Лена, и Стив ответил панегириком во славу русского языка, в котором «смени одну только букву, и все поменяется».
Потом пошли фотографии: университет, солидный, в викторианском стиле дом, в котором Стив после развода снимает квартиру — крестиком отмечены три окна, — дом в пригороде, где живет его мать, седая строгая дама в буклях с кудрявой собачкой, прижатой к сердцу, — «Это моя мама и ее пудель по имени Боб».
Иногда в почтовом ящике Лены ни с того ни с сего возникал Димка — бесцеремонно вмешивался в их переписку, — хотя предпочитал вечерами звонить.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!