Религия - Тим Уиллокс

— И если я услышу от него хотя бы вздох, — продолжал Тангейзер, — ты за это заплатишь.

Гонзага нащупал распятие на четках «священного розария», которыми была подвязана его ряса, и забормотал какую-то чепуху на латыни. От этого жеста разум Тангейзера залило волной белой ярости. Он прошел через комнату. Копье скользнуло вниз по сложенным в кольцо пальцам. Когда он подошел к Гонзаге вплотную, испуганный инквизитор наконец осмелился поднять голову.

— Сжальтесь, ваша светлость! — прохрипел он. — Сжальтесь во имя Христа!

Тангейзер ударил копьем в подъем левой ноги священника. Гонзага завопил и потянулся к древку. Тангейзер вырвал у него распятие — и черные бусины четок дождем посыпались на пол. Он заглянул в два водоворота неизбывного ужаса, в которые превратились глаза инквизитора на побелевшем лице. Поднес к ним распятие. Плюнул на крест, забрызгав слюной искаженную физиономию Гонзаги.

— Гордишься своей жестокостью, верно, святой отец? — Он швырнул распятие на пол. — Это еще пустяки. Я тринадцать лет был турком.

Он навалился всем весом и загнал наконечник копья еще глубже в ломающуюся кость стопы. В легких Гонзаги не осталось воздуха, чтобы закричать, да и сил на крик тоже не было. Его рот широко раскрылся без всякого звука. Дрожащие губы налились кровью.

Тангейзер схватил его за горло.

— Ты еще даже не начал понимать, что такое жестокость. Но сейчас ты поймешь.

Он крутанул копье, высвобождая его, и загнал во вторую стопу Гонзаги. Гонзага начал валиться на колени. Тангейзер удержал его в вертикальном положении. Древние учат, что, совершая злой поступок, человек принижает себя до уровня своего врага. Тангейзер никогда не соглашался с этой философией. Он снова загнал копье глубже и почувствовал, как боль поднимается пузырем по дыхательному горлу, сжатому его рукой. Глаза священника закатились. Показав белки, он издал булькающий звук. Внимание Тангейзера отвлек болезненный стон со стороны кресла. Он обернулся.

Он посмотрел на Сабато Сви и увидел ужас в его глазах. Он понял, что над комнатой висит завеса смертельной угрозы и он — единственный ее источник. Тангейзер выдернул копье и протащил вопящего священника через комнату. Гонзага поскользнулся на собственных кровавых следах и упал на пол к ногам капитана. Тангейзер положил копье на стол. Посмотрел на Борса.

Борс засмеялся и спросил:

— Когда же настанет моя очередь?

Тангейзер подошел к Сабато. Принялся осторожно вертеть ключ груши, пока она не сложилась до такого размера, чтобы ее можно было вынуть изо рта, не причиняя лишних страданий.

— Прости меня, — сказал Тангейзер.

Сабато подвигал челюстью и выплюнул кровь. Он был белым от потрясения и, хотя в нем не было ожесточенности, сидел такой же жесткий, как и гвозди, которыми он был приколочен к креслу. Тангейзер осмотрел гвозди. Их плоские головки торчали в двух дюймах над кистями Сабато.

— Ты не мог бы подождать еще немного, мой друг? Мы все еще в опасности.

Сабато сумел выдавить мрачную улыбку:

— Я никуда не уйду.

Тангейзер подхватил копье и подошел к пленникам. Он наклонился над Гонзагой и впихнул железную грушу между его челюстями. Загнал ее на нужное место, ударив ладонью, и почувствовал, как она ударилась о зубы.

— Встань, — велел он.

Священник в ответ только стонал и мычал.

— Встань! Встань, я сказал!

Инквизитор с трудом поднялся на свои продырявленные ноги и стоял, пошатываясь. Ноздри его раздувались, жадно втягивая воздух над железным кляпом. Тангейзер потащил его через комнату к Борсу.

— Раздень его.

Со всей грубостью, на какую он был способен, Борс начал срывать с Гонзаги рясу. Тангейзер развернулся, схватил пухлого капитана за шею, подвел его к стражнику с копьем в животе, который все еще дышал, и нагнул.

— Посмотри на него.

Наконечник копья пронзил внутренности полицейского и нашел самый естественный выход наружу — через анус. Его штаны были в пятнах экскрементов и вытекшей крови. Капитан поперхнулся. Подошвой сапога Тангейзер ударил по древку копья, загоняя его еще дюйма на четыре в кишки несчастного. Тот ответил кошмарным стоном. Капитана вывернуло прямо на его корчащегося в муках подчиненного. Борс засмеялся.

Тангейзер обвел взглядом разоренную таверну: пустые столы на козлах и скамьи, грязные лужи желтого света, качающиеся тени, кровь, застывшую на полу черными лужами, похожими на нефть. Он снова повернулся к капитану, чье жирное маленькое личико кривилось от страха в сумрачном свете. Тангейзер подтянул его к себе и заговорил ему в ухо:

— Смотри, смотри во все глаза на то, что вы натворили.

Капитан выполнил приказание с гримасой страха на лице.

— Посмотри на мертвецов, на умирающего, на весь этот кошмар. Узри хохот варвара. Нагого священника. Распятого Христа. Познай мстительность своих врагов.

Капитан втянул в плечи голову с испачканной рвотой бородой. Кончиком окровавленного копья Тангейзер поднял подбородок капитана, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Знай, что ты в аду. И мы демоны этого ада.

Рвота пеной вылезала из ноздрей капитана, который пытался не разрыдаться. Он закрыл голову руками, словно испуганный ребенок. Тангейзер отошел на шаг назад от умирающего стражника, крутанул в воздухе копье, пробил острым наконечником череп полицейского и воткнул его прямо в мозг. Раздался хруст, и человек затих. Он убил стражника, принесшего присягу испанской короне. Его жизнь снова стала такой, а не иной. Он снова был убийцей. Да будет так. Он чувствовал сопротивление кости, когда вытаскивал копье. Тангейзер взглянул на капитана.

— Страдания или снисхождение, — произнес он. — У тебя есть выбор.

Капитан с такой отчаянной надеждой цеплялся за жизнь, что вдруг сумел заговорить.

— Господин, ваша светлость, я ваш слуга. — Он подавил рыдание. — Я жду ваших указаний.

Тангейзер показал на труп.

— Оттащи его к стене, вон туда.

Когда капитан нагнулся, занявшись делом, Тангейзер посмотрел на Борса и кивнул на залитого кровью мертвеца на козлах. Борс с грохотом приблизился, положил оружие и обеими руками взялся за тело. Он дотащил его до дверного проема, ведущего в складскую часть помещения, и утащил в темноту. Гонзага стоял, голый и дрожащий, посреди черно-белых обрывков своей рясы. Борс вернулся обратно к скамье и взял аркебузу. Больно ткнул дулом Гонзагу под ребра.

— На колени, — сказал он. — Становись на четвереньки, как пес.

Гонзага упал на руки, задыхаясь из-за груши, и Борс снова засмеялся.

Тангейзер поднял с пола вторую аркебузу. Он подул на запальный фитиль, подошел к окну, чуть приоткрыл ставень и посмотрел наружу. Два стражника и около двадцати ротозеев стояли на улице. Он указал пальцем на капитана, тот привалил тело к стене и заковылял к нему.