Альбигойская драма и судьбы Франции - Жак Мадоль

Возможно, достаточно было выждать какое-то время, чтобы рассеять кошмар. Именно так думал Раймон VII, подписавший договор в Mo лишь для того, чтобы получить необходимую передышку. Но вот другие торопились. Одной из самых невинных жертв крестового похода стал, несомненно, Транкавель, сын Раймона-Роже, без малейших на то оснований лишенный отцовского наследства. Сам он укрылся в Арагоне, где некогда воспитывался. На мгновенье победы Раймона VII вернули ему Каркассон, но очень скоро он снова его потерял. На этот раз город отошел не Монфору, а королю Франции. Нападение на сенешаля Каркассона — предприятие рискованное, на которое можно было решиться, только имея все шансы на успех, а главное, в тесном союзе с графом Тулузским. Но стон родного края, конечно же, смущал ночной покой молодого виконта. Достаточно прочитать донесения комиссаров, впоследствии посланных Людовиком Святым на Юг, чтобы понять: французы слишком часто вели себя в сенешальстве Бокера и Каркассона как в завоеванной стране, творя совершенный произвол над южанами. На Юге глухо закипал гнев, к тому же большинство сеньоров-файдитов [142] жило в ожидании восстания, которое восстановит их в своих правах. Прежде всего надо назвать Оливье де Терма, охранявшего проходы из Руссильона в Лангедок. С ним мы еще неоднократно встретимся. Однако существовала давняя традиция соперничества между Раимондинами и Транкавелями, которую, увы, не могли уничтожить даже самые великие беды.

Юный Транкавель не удосужился скоординировать свои действия с действиями графа Тулузского и в апреле 1240 г. призвал к восстанию всех бывших вассалов своего отца. Сначала триумфальный поход двинулся к Каркассону. Все крепости и замки края сдались в несколько дней молодому виконту, приблизившемуся в сентябре к стенам Каркассона. В ночь с 8 на 9 сентября жители предместья открыли Транкавелю ворота. Тридцать три священника, возвращавшиеся в Нарбонн, были перебиты, несмотря на охранную грамоту от виконта. Я намеренно подчеркиваю эту жестокую черту антиклерикализма, потому что она показывает, до какой степени народ отождествлял дело церкви с французской оккупацией. Иначе и быть не могло после договора в Mo. Чисто национальная фаза конфликта заканчивается в 1229 г. Отныне южане сражаются как за религиозную свободу, так и за политическую независимость. Никогда катарская церковь не была так активна, как в 1240–1244 гг., что нисколько не означает, что она охватила весь Юг. Поведение французов в обоих сенешальствах и особенно методы инквизиции объединили всех в единой ненависти к представителям и римской церкви, и французского короля.

Чтобы победить в своей отчаянной вылазке, молодому Транкавелю следовало бы быстро захватить Каркассон, где заперся сенешаль Гийом де Орм с архиепископом Нарбоннским Пьером Амьелем и епископом Тулузским Раймоном дю Фога, изгнанным из своего епископского города. Сенешаль потребовал от Раймона VII помощи в соответствии со статьями договора в Mo. Граф Тулузский попросил время на размышление и не явился. Если он и не помог Транкавелю, то, по крайней мере, не покрыл себя позором, сражаясь с ним. Но король быстро снарядил в помощь войско под командованием Жана де Бомона. Предприятие Транкавеля удалось бы, если бы город был захвачен до прихода Жана де Бомона, но виконт Транкавель, несмотря на многочисленные атаки, не смог его взять. 11 октября ему пришлось снять осаду, чтобы укрыться в Монреале, где его в свою очередь скоро осадили. Благодаря посредничеству графа Тулузского и графа де Фуа ему и его сторонникам сохранили жизнь, но повсюду был тут же установлен французский порядок. Что же касается бурга Каркассона, то он оставался безлюдным до 1247 г., когда Людовик Святой велел его отстроить, но теперь по другую сторону реки Од. Здесь начало современного Каркассона с его строгой планировкой, столь характерной для королевских укреплений.

Если бы Раймон VII, нарушив договор в Mo, отправился на помощь Транкавелю, возможно, дела бы приняли иной оборот. Но граф Тулузский терпеливо вынашивал другие планы, и поражения Транкавеля не могли его от них отвлечь. Он развелся со своей первой женой Санчей Арагонской, неспособной подарить ему других детей, и рассчитывал жениться на Маргарите де Ла Марш. Она была дочерью графа де Ла Марша, ставшего мужем вдовы Иоанна Безземельного [143] и собиравшегося вовлечь своего пасынка Генриха III Английского в коалицию 1242 г. Именно тогда, в мае 1242 г., произошло избиение инквизиторов в Авиньоне, ставшее для южан сигналом к новому мятежу. Дело стоит того, чтобы рассказать о нем более подробно, потому что оно прекрасно демонстрирует умонастроения южан после десяти лет деятельности инквизиции.

Авиньоне — маленькая крепость между Виль-франш-де-Лораге и Кастельнодари, командование которой Раймон VII поручил Раймону д'Альфару, арагонскому дворянину. По матери он приходился Раимону VII племянником, а по жене, Гильеметте, внебрачной дочери Раймона VI, — зятем. Он всегда был образцом преданности, и мы увидим, что его поступки были одобрены графом Тулузским. Если ответственность Раймона VI за убийство Пьера де Кастельно весьма сомнительна, то вину Раймона VII за избиение в Авиньоне нельзя отрицать. Однако Иннокентий IV [144], недавно сменивший Григория IX, намного скорее простил Раимону VII убийство инквизиторов, чем Иннокентий III Раимону VI — смерть Пьера де Кастельно. Основания к тому могли быть самые разные, но одно, видимо, заключается в том, что римская курия сама знала, до какой степени стали ненавистны инквизиторы, особенно Гийом Арно, главная жертва Авиньоне.

Из Сореза, где он производил особо строгое дознание, Гийом Арно и его соратники поехали в Пруй отдохнуть на несколько дней. Затем они направились в Авиньоне, который всегда и не без оснований считали активнейшим центром катаризма. Но Раймон д'Альфар в полном согласии со своим сеньором решил воспользоваться случаем и покончить с Гийомом Арно. Едва Раймон д'Альфар узнает о скором визите инквизиторов, он тут же через верного посланца предупреждает Пьера-Роже де Мирпуа, который командовал Монсегюром вместе с Раймоном де Перейя, чтобы тот со своим отрядом приехал в Авиньоне. Странно, однако, что Раймон д'Альфар, вместо того чтобы действовать самому, призывает людей из Монсегюра, хорошо понимая, какой опасности их подвергает. Удивительно также и то, что для убийства нескольких безоружных людей потребовалось вызвать такой многочисленный отряд и принять массу предосторожностей.

Наверно, бесполезно пытаться разрешить все эти загадки. Может быть, Раймон д'Альфар пытался скрыть причастность своего сеньора и свою собственную. Несомненно лишь то, что инквизиторы вызывали неимоверный ужас. Люди, решившиеся на подобное опасное дело, знают, что покушаются на саму всемогущую римскую церковь. Если их рука в момент удара и не дрогнула, они почти наверняка испытывали страх, тем более сильный, что опасность была неопределенной, но не была неожиданной. Инквизиторы, Гийом Арно и его коллега-францисканец Этьен де Сен-Тибери в сопровождении двух доминиканцев при Гийоме Арно, Гарсиаса д'Ора из диоцеза Комменж и Бернара де Рокфора, францисканца Раймона Карбона при Этьене де Сен-Тибери, заседателя трибунала, где он, вероятно, представлял епископа Тулузского, и, наконец, Раймона Костирана, архидьякона из Леза, которым помогали клирик по имени Бернар, нотариус, составлявший протоколы допросов, двое служащих (nuncii) и, наконец, некий Пьер Арно, быть может, родственник Гийома Арно, — итого одиннадцать человек, сила которых заключалась лишь в вызываемом ими ужасе. Возникает вопрос, каких же таинственных войск опасались нападавшие, принимая такие тщательные предосторожности? Инквизиторы со свитой прибыли в Авиньоне накануне Вознесения. Раймон д'Альфар принял их с почестями и поместил в доме графа Тулузского, который был расположен в северо-западном углу городских укреплений.