Удача - Борис Седов

А ничего телегу подвинтил мне Петрович!

С такими приятными мыслями я остановился на углу Восьмой линии и, задумчиво глядя на красный сигнал светофора, стал соображать, как бы половчее добраться до Сампсониевского проспекта.

Именно там, в ресторане «На нарах», я хотел начать свою новую Игру, и первым партнером, с которым я хотел бы встретиться, был Стилет.

Но он об этом еще не знал.

Ресторан «На нарах» располагался на Сампсониевском и не пользовался популярностью у простых людей.

То есть, может быть, он и пользовался бы ею, если бы простых людей пускали в этот очень специальный ресторан. Его тяжелая и толстая дубовая дверь, внутри которой была упрятана десятимиллиметровая стальная плита, могла открыться только перед авторитетным уркой, или бандитом, или человеком, которому была назначена здесь деловая встреча.

Здесь отдыхали, решали вопросы и встречались с партнерами уголовники, которые давно уже завоевали себе нормальную нишу в разношерстном российском обществе. У них были свои газеты, свои радиостанции, так почему же не быть и своему ресторанчику, где можно спокойно, без посторонних, посидеть и покалякать о делах скорбных?

Сумрачное фойе, отделанное темно-зеленым бархатом, слабо освещали тускловатые бронзовые светильники под старину, висевшие на стенах, а на полу лежал новенький палас, которым заменили старый, вытертый и несколько дней назад безнадежно испорченный кровяными пятнами ковер. Пьяный Абрек, похваляясь новеньким «Вальтером», случайно нажал на спусковой крючок и продырявил пьяному Стоматологу ногу. Стоматолог взревел от боли, вытащил старенький «Макаров» и продырявил ногу Абреку. После этого стволы у них отобрали, самих отправили в больничку, где правильный доктор, не задавая лишних вопросов, принялся врачевать незадачливых стрелков, а ковер заменили.

В стене, противоположной входу, была дверь, по бокам которой в удобных креслах развалились двое коротко стриженых мощных ребят. Это были Барсик и Могила, уже четыре года охранявшие заведение, в котором с момента открытия не побывало ни одного постороннего человека. Они были одеты в черные костюмы, черные рубашки и черные штиблеты с квадратными носами.

Оба занимались боями без правил и регулярно посещали тренировочный зал, где один из членов сборной России за хорошие деньги поддерживал их в хорошей бойцовской форме. Барсика и Могилу интересовали не только бои без правил. Деньги и умелые блондинки также входили в круг их интересов. Но – больше ничего.

На экране подвешенного к потолку большого плоского телевизора Роман Зенцов душил великого Боба Шрайбера. Этот бой Могила и Барсик смотрели уже раз тридцать, но все еще не могли насытиться зрелищем победы нашего парня над знаменитым чемпионом. Кроме того, они изучали технику боя, а повторение, как известно – мать учения.

– Не, ты видел? – Барсик ткнул пальцем в экран. – Я же говорил, что снизу!

– Да говорил, говорил, – поморщился Могила, не отрывая внимательного взгляда от экрана, – все верно, снизу.

– Вот и не спорь больше!

Барсик довольно откинулся на спинку кресла и достал из кармана пачку сигарет. Могила покосился на него и сказал:

– Это уже шестая.

– Ну и что? – легкомысленно отозвался Барсик.

– А то, что Михалыч сказал – не больше десяти в день. А у нас еще весь вечер впереди.

И Могила неодобрительно поджал губы. Тренировавший Барсика и Могилу Михалыч, как оба уважительно называли его, категорически настаивал на том, чтобы его ученики бросили курить или хотя бы понемногу сокращали количество сигарет.

Могила, не такой заядлый курильщик, как Барсик, просто взял да и бросил.

Завязал напрочь.

А Барсик, который смолил с шести лет, так смело поступить не смог, и теперь Могила постоянно шпынял его, напоминая о словах учителя. Барсик вяло огрызался, но курить все-таки продолжал, хотя и меньше, чем раньше.

Наконец Боб Шрайбер застучал рукой по ковру, и рефери остановил схватку.

– От так от! Знай наших! – Могила сжал огромный кулак и потряс им в воздухе.

– Россия скоро всех раком поставит, – поддержал его Барсик, закуривая шестую сигарету.

В это время дверь медленно открылась, и на пороге показался крепкий молодой мужчина в дорогом костюме и дымчатых очках.

Охранники одновременно встали, и Могила, сделав шаг навстречу посетителю, вежливо сказал:

– Извините, ресторан закрыт на мероприятие.

– Я знаю, – ответил мужчина, продолжая спускаться по ступенькам.

– Вам назначено? – спросил Могила, решив, что это специальный посетитель.

– Мне? – вошедший засунул руки в карманы и огляделся, – нет, мне не назначено. Но я ищу одного человека, и мне сказали, что его можно найти именно здесь.

Было видно, что внушительные фигуры стражей не произвели на него никакого впечатления.

– А кто вам нужен? – поинтересовался Могила, небрежно поведя плечами.

Мужчина скользнул по нему взглядом и ответил:

– Мне нужен Владимир Федорович Толоконников. Он помолчал секунду и добавил:

– Стилет.

– А по какому вопросу он вам нужен? – вступил в разговор Барсик.

– По такому, который ну никак не касается ш… швейцаров.

Мужчина широко улыбнулся, и оба вышибалы поняли, что он хотел сказать – шестерок. Это было одновременно и демонстрацией уверенности в себе и намеком на то, что каждый сверчок должен знать свой шесток и не задавать лишних вопросов.

– Сейчас его нет, – сказал Могила, проглотив намек, – но он приедет через полчаса. Будете ждать?

– А как же! Обязательно буду. Мне сказали, что у вас тут приличная кухня – это правда?

– Совершенная правда, – ответил Могила, который услышал однажды это выражение в телевизионном сериале про Россию девятнадцатого века.

Он, как старший на воротах, уже принял решение впустить этого человека и позволить ему дожидаться Стилета в зале. Сняв с крючка на стене висевший там металлодетектор, он подошел к гостю и сказал:

– Извините, но у нас такой порядок. Поднимите руки в стороны, пожалуйста.

Мужчина улыбнулся и охотно выполнил просьбу. Пошарив прибором по его телу, Могила повесил прибор на место и, улыбаясь, сказал:

– Все в порядке. Прошу вас.

И сделал рукой гостеприимный жест в сторону двери, завешенной темно-зеленой портьерой.

– А у вас строго! – улыбнулся ему в ответ гость.

– Что поделаешь, – Могила развел руками, – безопасность превыше всего.