Класс. История одного колумбайна - Павел Алексеевич Астахов

каким образом молодой учитель намеревался им воспользоваться.

– Опусти стул, – тяжело дыша, приказал Дмитрий. – И посмотри, что там случилось.

Он уже видел, что в проходе между рядами парт лежит девушка. Однако кричала розоволосая школьница, которая сидела за соседней партой и теперь в ужасе глядела на тело одноклассницы, по которому волнами пробегали судороги.

– Нет, – затряс головой Юрий Александрович и выронил стул. На негнущихся ногах он, словно дряхлый старик, зашаркал к лежащей.

Дмитрий направил ружье в Игоря, который тоже поднялся, размазывая по лицу кровь. Его темные глаза горели неприкрытой яростью.

– Три шага назад, Рэмбо, – велел Дмитрий. Видя, что школьник остается на месте, Свободин опустил дробовик и нажал на спусковой крючок. Пуля взрыхлила паркетную доску в нескольких сантиметрах от ноги парня, и тот, сдавшись, попятился назад.

– Не стреляй! – воскликнул Колышев, изменившись в лице. – Хватит жертв!

– Помогите! – наконец обрела дар речи розоволосая девушка. – Помогите, Галя умирает!

Юрий Александрович упал на колени перед дергающимся телом раненой. Это была та самая школьница с родинкой на щеке. Именно ее угрожал убить стрелок еще там, в коридоре, когда Константин пошел в туалет, чтобы проверить, прячется ли там кто-нибудь.

– Галя, – пробормотал Колышев, с трудом соображая, что делать дальше. Из пробитой худенькой шеи девушки ручьем струилась кровь, образовывая вокруг головы багровую лужу. Глаза несчастной при этом оставались ясными и смотрели прямо на учителя. Она что-то силилась сказать, но изо рта вместе с кровью вылетали булькающие звуки. Маленькие кулачки лихорадочно барабанили по паркету, тело трепыхалось и вздрагивало, словно по нему пускали ток.

– Салфетки! – заорал Колышев, руками зажимая рану на шее. – У кого есть салфетки! Любые платки, косынки, шарфы, быстро!

Кто-то из школьников трясущейся рукой сунул ему несколько салфеток, которые тут же стали красными, как только Юрий Александрович прижал их к шее Гали. Колышев с болью смотрел на агонию несчастной, понимая, что все бесполезно. Она умирала.

Преподаватель обернулся, выискивая стрелка.

– Ей нужна «Скорая»! – крикнул он. – Она истекает кровью!

Дмитрий медленно покачал головой. Выражение его лица было мрачнее тучи. Расквашенный нос продолжал кровоточить, заливая рубашку и жилет-«разгрузку».

– Ей уже не помочь, Юра, – печально сказал он.

Колышев сорвал с себя галстук и попытался сделать повязку. Но тело Гали трепетало, словно осенний лист на ветру, и скользкие от крови пальцы никак не могли завязать узел. Юрий Александрович выругался от бессилия.

Глаза Гали стали еще шире.

– Не… – прохрипела она. – Боль… но. Не хочу… уми…

Она вдруг глубоко вздохнула, выдохнула, плавно вытянулась и замерла.

– Нет, – прошептал Колышев, ему все-таки удалось соорудить неуклюжую повязку, из-под которой все равно капала кровь. – Нет, девочка, не надо… Не умирай, слышишь?!

Лицо Гали оставалось неподвижным.

Рядом с учителем опустился Константин. Он с благоговейным ужасом смотрел на мертвое лицо одноклассницы.

– Что… теперь? – чуть слышно выдавил, с трудом отведя взор в сторону. – Юрий Александрович… Он нас всех убьет.

Снова заплакала Настя, и ее взяла за руку Лариса. Девочка сразу же прижалась к старшекласснице.

Колышев понимал, что нужно что-то предпринять. Нужно встать и что-то сказать. А еще лучше – сделать. Например, обезвредить этого психопата с ружьем, пока он не убил еще кого-то. Но как?! Игорь попытался, и вот что из этого вышло…

Он чувствовал, как в уголках глаз скапливается горячая влага, и ему стоило немалых усилий сдержать слезы.

«В смерти Гали есть и моя вина», – проскользнула у него мысль, и Колышеву почудилось, словно чья-то беспощадная рука стиснула его сердце.

– Вы сами виноваты в ее смерти, – сказал Дмитрий, словно угадав все переживания и мысли учителя, и сплюнул на пол красный сгусток. – Я вас предупреждал.

– Ты… убийца, – тихо произнес Юрий Александрович, поднимаясь на ноги.

На лице Свободина на какой-то миг появилось выражение растерянной неуверенности, которое быстро уступило злобе:

– Если бы этот придурок не прыгнул на меня, она осталась бы жива!

– Ты нажал на курок, – устало проговорил Игорь.

Дмитрий ухмыльнулся:

– Разве сейчас это имеет значение? Это как эффект домино. Но первый шаг сделал ты, идиот. И спорить с этим бессмысленно.

Помедлив, Свободин добавил ничего не выражающим голосом:

– И за это ты будешь наказан.

В классе воцарилась мертвая тишина.

Шланг

Восемь лет назад

После того случая, когда Диму изваляли в луже, кличка Шланг приклеилась к нему намертво. И отделаться от нее было уже невозможно, зачастую он сравнивал себя с бездомной кошкой, которой бессердечные дети привязали к хвосту консервную банку. Кошка идет, а банка с противным звяканьем волочится за ней. И никуда от этого не деться.

Так и здесь.

На первых порах так его называла лишь троица хулиганов – Ковальчук, Лаликян и Черкашин. Остальные ребята недолго оставались в стороне и с готовностью подхватили эту «игру».

Сначала Дима очень расстраивался. Чего он только не пробовал – обижаться, огрызаться, делать вид, что ничего не происходит, и пропускать оскорбления мимо ушей. Одно время он, наивный дурачок, даже поправлял издевающихся над ним одноклассников, без устали напоминая, что у него есть имя.

«Конечно, у тебя есть имя, – забавлялись школьники. – Ты вроде тайного агента. По документам ты Дима, а по-настоящему – Шланг. Мы тебя раскусили!»

Следующую неделю он терпел, замкнувшись в себе. Но когда его в очередной раз обозвали, нервы у Димы не выдержали. Особенно обидно было, что это был какой-то прыщавый хлюпик из параллельного класса, на полголовы ниже его самого. Дело было во время обеда, и Дима, услышав в свой адрес небрежное «Шланг», словно с цепи сорвался. Выплеснув в лицо ученика компот, он, под радостные вопли мальчишек, вцепился ошалевшему парню в волосы. Тот, в свою очередь, быстро пришел в себя и изо всех сил врезал Шлангину в промежность. Застонав, Дима выпустил волосы обидчика и свалился на пол. Оказавшийся рядом Черкашин, будто случайно (как он потом будет оправдываться, «он меня сам толкнул, я нечаянно»), вылил на него тарелку рассольника. Хорошо хоть суп был не горячий. Вытирая с лица мешанину из перловки и соленых огурцов, Дима неуклюже поднялся. Неожиданно он поймал на себе взгляд Ани. Она стояла с подносом возле стола с совершенно ровным лицом, и в какой-то момент Шлангина это сбило с толку. Да, с одной стороны, девочка не поддерживала своих товарищей и даже никогда не обзывала его этим отвратительным и унизительным прозвищем. С другой стороны, в глазах Тополевой не было и капли сочувствия. Она просто смотрела и все. С таким же выражением можно смотреть на волны, которые монотонно накатываются на