Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф

Между тем на блокпостах снова гибли люди. Обе стороны вели беспорядочную стрельбу. Убивали детей. Один кровавый день сменялся другим, а плачущий Ясир Арафат стоял перед камерами западных журналистов и, заламывая руки, отрицал, что он имеет хоть какое-то отношение к этому зверству. Он переложил всю вину на отца и Марвана Баргути, а также на людей в лагерях беженцев. Он убедил весь мир в том, что сделал все возможное, чтобы остановить кровопролитие. Но все это время один его палец плотно лежал на спусковом крючке.

Однако вскоре Арафат обнаружил, что выпустил наружу ужасного джинна. Он вдохновил палестинцев на борьбу, потому что это соответствовало его целям. Но прошло совсем немного времени, и они полностью вышли из-под его контроля. Увидев, как солдаты АОИ убивают их отцов, матерей и детей, люди впали в такую ярость, что не слушали больше ни Палестинскую автономию, ни кого бы то ни было.

Арафат также понял, что нокаутированный боксер, которого он поставил на ноги, сделан из более прочного материала, чем ему это представлялось. Улицы были естественной средой для ХАМАС. Боксер начинал свой путь именно там, и именно там он чувствовал себя уверенно.

Мир с Израилем? Кемп-Дэвид? Осло? Половина Иерусалима? Забудьте! Любой намек на компромисс испарялся в раскаленной добела печи конфликта. Палестинцы вернулись на свои изначальные позиции — все или ничего. И теперь уже ХАМАС, а не Арафат, раздувал пламя.

С каждым днем рос список жертв с обеих сторон. Казалось, ни одно человеческое сердце не может вместить в себя столько горя.

Я не мог поверить своим глазам. Нужно было что-то предпринять, чтобы остановить это массовое сумасшествие. Я понял, что пришло время начать работать на Шин Бет. И я с головой погрузился в эту работу.

Факты, которые я привожу далее, до этого момента не были известны никому, кроме небольшого круга израильских разведчиков. Я раскрываю эту информацию в надежде, что она прольет свет на некоторые важные события, долгое время окутанные тайной.

В день принятия решения — в тот день, когда я окончательно понял, что должен приложить все силы для прекращения бойни, — я начал с того, что узнал все, что мог, о деятельности и планах Марвана Баргути и лидеров ХАМАС. Без промедления я передал эти сведения в Шин Бет, который сделал все возможное, чтобы найти этих лидеров.

В Шин Бет меня назвали Зеленый Принц. Слово «зеленый» отражало цвет флага ХАМАС, а слово «принц» имело очевидную отсылку к положению отца — короля ХАМАС. Так в двадцать два года я стал единственным агентом Шин Бет, внедренным в ХАМАС и имеющим доступ как к его боевому, так и к политическому крылу, а также к другим палестинским группировкам.

Но эта ответственность лежала не только на моих плечах. Теперь мне было понятно, почему Бог послал меня в самое сердце руководящего ядра как ХАМАС, так и Палестины, на встречи с Ясиром Арафатом и в Шин Бет. Я оказался в уникальном положении и чувствовал, что Бог со мной.

Я хотел знать обо всем, что происходит. Я был в центре Первой интифады, погрязшей в жестокости. Мертвые тела заполонили кладбище, на котором я ребенком играл в футбол. Я бросал камни. Я нарушал комендантский час. Но я не понимал, почему наш народ прибегает к насилию. Теперь я хотел знать, зачем мы делаем это снова. Мне нужно было понять это.

С точки зрения Ясира Арафата, восстание касалось только политики, денег и власти. Он был великий манипулятор, палестинский кукловод. На камеру он клеймил ХАМАС за его атаки против мирных жителей на территории Израиля. ХАМАС не отражает мнения Палестинской автономии или палестинского народа, настаивал он. Однако Арафат практически не вмешивался в события, тем самым позволяя ХАМАС делать свою грязную работу и выстоять перед лицом международного сообщества. Он был хитрым и опытным политиком, понимавшим, что Израиль не в силах остановить атаки, не вступив в партнерские отношения с Палестинской автономией. И чем больше будет терактов, тем быстрее Израиль сядет за стол переговоров.

В это время на сцене появилась новая группировка. Она называла себя «Бригады мучеников Аль-Аксы». Ее мишенью были солдаты АОИ и израильские поселенцы. Однако никто не знал, кто эти парни и откуда они взялись. Похоже, группировка была религиозной, хотя ни ХАМАС, ни «Исламский джихад» не располагали сведениями о ней. Она не была похожа и на националистические ответвления Палестинской автономии или ФАТХ.

Шин Бет был озадачен не меньше, чем все остальные. Раз или два в неделю с убийственной точностью совершалось нападение на очередную машину или автобус поселенцев. Даже вооруженные до зубов израильские солдаты не могли оказать группе достойного сопротивления.

Однажды мне позвонил Лоай.

— По нашим сведениям, к Махеру Одеху приходили несколько неизвестных, и нам нужно, чтобы ты выяснил, кто это и как они связаны с ним. Ты единственный, на кого мы можем рассчитывать, не опасаясь провала.

Махер Одех принадлежал к верхушке ХАМАС и был желанной добычей для Шин Бет. Он возглавлял крыло безопасности ХАМАС в тюрьме, и я знал, что именно он нес ответственность за процветавшие там пытки. Подозреваю, что именно он был подстрекателем и стоял за терактами смертников. Кроме того, Одех был сильно засекречен, поэтому Шин Бет не удавалось собрать доказательства, необходимые для его ареста.

В тот вечер я ехал по центру Рамаллы. Был Рамадан, и улицы опустели. Солнце уже село, жители разошлись по домам, соблюдая ежедневный пост, когда я остановился на парковке неподалеку от дома, где жил Махер Одех. Хотя меня не учили операциям подобного рода, основные принципы я знал. В кино агенты обычно сидят в своих автомобилях напротив дома подозреваемого и ведут наблюдение с помощью скрытых камер и прочих шпионских штучек. Хотя Шин Бет имел в своем распоряжении современное оборудование, единственное, чем я располагал для выполнения своей миссии, был автомобиль и собственные глаза. Мне просто нужно было наблюдать за зданием и отслеживать входящих и выходящих.

Примерно через полчаса несколько вооруженных мужчин покинули двухэтажный дом и сели в новый зеленый «шевроле» с израильским номером. Все в этой сцене было неправильно. Во-первых, члены ХАМАС, особенно из боевого крыла, никогда не носили оружие в общественных местах. Во-вторых, такие, как Махер Одех, не имели привычки общаться с вооруженными людьми.