Прах Анджелы - Фрэнк МакКорт

Брендан Куигли поднимает руку. Мы зовем его Вопрошайка Куигли, потому что он всегда задает вопросы. Никак без них не может.

— Сэр, — говорит он. — А что такое Освящающая Благодать?

Учитель возводит глаза к небу. Ну все, Куигли не жилец. Но Бенсон только рявкает:

— А тебе и не нужно знать, что это такое, Куигли. Не твоего ума дело. Ты здесь, чтобы катехизис изучать, вот и делай, что велят, а вопросы не задавай. Слишком много умников развелось с вопросами — вон до чего страну довели. Так что если в этом классе хоть кто-нибудь осмелится еще хоть один вопрос задать, я за себя не отвечаю. Слышишь меня, Куигли?

— Да, сэр.

— Что да?

— Слышу, сэр.

— Некоторые из присутствующих никогда не узнают Освящающей Благодати. А все из-за чего? Из-за алчности. Слышал я, как они на школьном дворе рассуждали, что первое причастие — счастливейший день в жизни. И почему же? Потому что в этот день вкушают Тело и Кровь Спасителя Нашего? А вот и нет! Маленьким негодяям важнее, что в этот день они получат подарки и деньги. Будут шастать по домам в нарядных костюмчиках и выпрашивать подарки. Так, может быть, они пошлют денег маленьким негритятам в Африку? Пожалеют маленьких язычников, чьи души обречены вечно блуждать в потемках, лишенные истинной веры? Чернокожих младенцев, коим не суждено вкусить Тела Христова? А сколько таких несчастных малюток летают между раем и адом, плачут и зовут матерей, а все потому, что навеки отказано им во вступлении в Чертоги Бога Нашего и славное собрание святых, мучеников и непорочных дев. Нет же, первопричастники наши бегут в кино, чтоб изваляться в грязи, которую сеют по всему миру дьяволовы приспешники из Голливуда. Верно, Маккорт?

— Да, сэр.

Вопрошайка снова тянет руку. Жить ему надоело, что ли?

— А кто такие приспешники, сэр?

Лицо учителя сначала бледнеет, потом багровеет. Он поджимает губы, потом резко распахивает рот и во все стороны летит слюна. Бенсон подскакивает к Вопрошайке и выволакивает его из-за парты. Пыхтя и бормоча, он лупцует Вопрошайку по плечам, спине и ногам, потом за шиворот вытаскивает его на середину класса.

— Только гляньте на этого недоумка, — рычит он.

Вопрошайку всего трясет.

— Простите, сэр, — всхлипывает он.

— «Простите, сэр», — передразнивает его учитель. — Чего тебе простить?

— То, что вопросы задавал. Я больше никогда не буду, сэр.

— А если будешь, Куигли, то в тот же день возжелаешь, чтоб Господь забрал тебя в лоно Свое. Чего ты возжелаешь, Куигли?

— Чтоб Господь забрал меня в лоно Свое.

— Садись на место, омадхаун[53], презренный трус из дальнего угла нужника.

Бенсон возвращается за учительский стол и кладет палку перед собой.

— Хватит ныть, будь мужчиной, — велит он Куигли. — А если кто еще хоть раз задаст глупый вопрос или про подарки вспомнит, до крови выпорю. Что я сделаю?

— Выпорете, сэр.

— Как?

— До крови, сэр.

— Клоэсси, о чем гласит шестая заповедь?

— Не прелюбодействуй.

— Что забыл сказать?

— Не прелюбодействуй, сэр.

— А что такое прелюбодеяние, Клоэсси?

— Непристойные мысли, непристойные слова, непристойные поступки, сэр.

— Молодец, Клоэсси. Хоть ты и тугодум и забываешь, как к старшим надо обращаться, и ботинок у тебя нет, но шестую заповедь ты усвоил, а значит, непристойностей совершать не будешь.

* * *

У Пэдди Клоэсси и правда нет ботинок, мать обривает его наголо, чтоб вши не водились; его глаза все время красные, а из носа течет. Болячки у него на коленях никогда не заживают, потому что он их отковыривает и жует. Одет он в лохмотья, которые, кроме него, носят еще шесть братьев и сестра, так что когда он приходит в школу с разбитым носом или с фингалом, это значит, что утром он подрался из-за одежды. Школу Пэдди терпеть не может. Ему почти восемь лет — он самый крупный и старший в классе, и ждет не дождется, когда ему стукнет четырнадцать, тогда он удерет из дома, скажется семнадцатилетним, вступит в английскую армию и его отправят в Индию, где хорошо и тепло. Он поселится в палатке с темнокожей девушкой, у которой красная точка на лбу, будет день-деньской лежать и лакомиться инжиром — в Индии ведь едят инжир, — а девушка будет готовить ему карри днем и ночью, бренчать на гитаре-укулеле, а когда он скопит достаточно денег, то выпишет к себе всю семью, и они все будут жить в палатке, и всем будет хорошо, особенно бедняге-отцу, который лежит дома и кашляет кровью — у него чахотка. Наша мама, когда видит Пэдди на улице, всякий раз ахает:

— Вот бедняжка. Ходячий скелет в лохмотьях. Кабы про голод снимали кино, ему бы точно главная роль досталась.

Пэдди я, похоже, нравлюсь из-за изюминки, но я чувствую себя виноватым, потому что я вообще-то не из щедрости так поступил. В один из дней учитель, мистер Бенсон, объявил, что правительство решило бесплатно кормить нас обедом, чтоб нам домой по морозу не шастать. Он повел нас в холодный школьный подвал, где поломойка Нелли Эхерн выдала нам по полпинте молока и по булочке с изюмом. Бутылки с молоком замерзли, и нам пришлось отогревать их между ног. Ребята шутили, что мы так все причиндалы себе отморозим, но Бенсон рявкнул, если еще хоть что-то подобное услышит, то разогреет молоко об наши затылки. Мы все булочки расковыряли в поисках изюма, но Нелли сказала, что их, наверное, забыли туда положить и она спросит у того, кто их привез. С тех пор мы каждый день искали в булках изюм, наконец я нашел одну и победно поднял ее над головой. Мальчишки стали ворчать, что им тоже изюму хочется, а Нэлли сказала, что ничего не может сделать, разве что опять посыльного спросить. Все стали выпрашивать у меня изюминку и предлагать за нее что угодно: глоток молока, карандаш, комиксы. Тоби мне сестру свою предложил, а мистер Бенсон за эти слова вывел его в коридор и лупил, пока тот не завыл от боли. Я хотел оставить изюминку себе, но Пэдди Клоэсси стоял в уголке без ботинок, а в зале было так холодно, и он весь дрожал, как побитая собака, а я всегда жалел побитых собак, вот я и отдал Пэдди изюминку — просто не знал, что еще сделать, и все принялись орать, что я дурак и идиот чертов и горько пожалею. Мне и самому хотелось изюминку, но было уже поздно — Пэдди тут же молча сунул ее в рот и проглотил, а я мысленно обозвал себя идиотом за то, что изюминку отдал.

Мистер Бенсон странно на меня посмотрел и тоже промолчал, а Нелли Эхерн сказала:

— Молодец, янки.

* * *

Скоро в школу придет священник экзаменовать нас по катехизису и по всему остальному. Но сначала учитель сам должен нам показать, как принимать святое причастие. Он велит нам встать вокруг него и наполняет свою шляпу обрывками «Лимерик Лидер». Потом передает шляпу Пэдди Клоэсси, встает на колени, велит Пэдди взять кусочек газеты и положить ему в рот. Он показывает нам, как нужно высунуть язык, подержать на нем обрывок газеты, втянуть язык, сложить руки, обратить взор к небесам, благоговейно закрыть глаза, подождать, пока бумага намокнет во рту, проглотить ее и вознести благодарность Господу за нисходящую на тебя благодать. Но когда он высовывает большой лиловый язык, мы едва не прыскаем со смеху. Бенсон открывает глаза, чтоб узнать, кто хихикает, но сказать ничего не может, потому что на языке у него Тело Христово и это святое мгновение нарушать никак нельзя. Он поднимается и велит нам встать на колени и поупражняться в принятии Святого Причастия, а сам ходит по классу, кладет нам на языки бумажки и бормочет что-то на латыни. Кто-то из ребят хихикает, и Бенсон рычит, что если хихиканье не прекратится, то закончится все не первым причастием, а последним.