Ложь без срока годности - Юлия Ефимова

– Виктор, а можно ближе к картине? – поторопила его Мотя, она видела, с какой скоростью он пьёт коньяк, и переживала, что до её вопроса его просто не хватит.

– Так это и есть о картине, – равнодушно ответил уже изрядно пьяный хозяин дома. – Все полгода, что я провалялся в больнице, делился едой с бедным пенсионером. Отдавал за ненадобностью конфеты для внуков, которые специально просил покупать Толяна. Дед брал и передавал через бабку внукам, вы знаете, он так светился, так радовался мелочам, что я всё понял. Радость в них, в мелочах, в том, что сыновья растут, в том, что жена любит, что солнце сегодня встало и что дед пенсионер, которому не платят пенсию уже полгода, может порадовать своих внуков. Ведь это была радость не только маленьких детей, он снова чувствовал себя человеком, чувствовал себя мужчиной, добытчиком. В общем, спас меня тогда дед не меньше Толяна, а я вышел, и с ещё большим желанием жить и работать, чтоб обеспечить самым нужным тех, за кого в ответе: жену с детьми, мать с отчимом, хоть и отказались они от меня, Эмму, Костика с Луизой и Васькой, ну, и конечно деда, он тоже стал моей семьёй. Деньги он не брал, обижался, но вот подарки принимал. Именно тогда я сколотил своё основное состояние. Я пахал как проклятый, но целью были не деньги, а то, что я мог на них содержать свою огромную семью.

– Много ли вы даёте Эмме? – вдруг спросил Алексей.

– Как и Костику, одинаково. Я выделил для них ежемесячное пособие, такое, на которое вполне можно прожить, нигде не работая.

– А Васе?

– Когда Васька закончила институт, я взял её себе на работу и поставил замом своего управляющего, Макара, поверьте, у неё хорошее жалование. Девка она оказалась умная, хваткая, нравится мне она, пошла не в мать и не в отца, умница девчонка.

– Тогда почему старшего своего держите в чёрном теле? – вставила Мотя и тут же прижала язык, потому что Виктор уставился на неё и зло набычился.

– А это не твоего ума дело.

Алексей решил, что пора спасать свою глупую напарницу и сказал:

– Виктор, так при чём здесь картина?

В этот момент Толя принёс очередную бутылку, налил хозяину и усадил его обратно в кресло.

– Так дед мне её и подарил, просто так, сказал, что на войне он спас одного поляка, а сам попал в госпиталь с ранением. Ранение было тяжёлое, и его, лежачего, отправляли в тыл. Вот в тот момент и пришёл этот поляк к нему в больницу. Именно это обстоятельство и позволило вывезти картину, в лежачем положении, так сказать, ехал домой, лёжа на произведении искусства. Так вот, отдал он планшет с картиной и сказал, что она досталась ему за то, что он спас сына Ганса Франка, когда тот провалился в болото. У картины есть одно обязательное условие: её нельзя продавать, только дарить, ну вроде того, что живая она, не терпит денег. Тогда, в далёкие девяностые, я не придал большого значения картине, думал, что фигня это какая-то. Думал, что, если была бы дорогая, дед продал бы и жил припеваючи, в легенду о запрете продажи тоже не верил. Только когда я стал собирать коллекцию и вызвал из Москвы искусствоведа, узнал, что это Рафаэль.

Виктор выпил залпом бокал, наполненный наполовину, и, упав на стол, заплакал:

– Почему так, словно проклял меня кто-то, все, кого я люблю, уходят. Маргоша, зачем, ну скажи, пожалуйста, зачем?

– А вы не думаете, что её убили? – спросил осторожно Алексей, помня реакцию на Мотин вопрос.

– Зачем, – вяло ответил Виктор, – кому она могла помешать, глупая и забитая девочка с огромными комплексами и маленькими мозгами? Она была бедная, как церковная мышь. Если бы убили меня, вот тут бы вы замучились выяснять самого желающего, уже пилили бы пирог, кто сколько сможет, – огромные слёзы текли по изуродованному шрамом лицу хозяина, хозяина жизни, который так часто теряет близких, что успел к этой страшной традиции уже привыкнуть. – Так что прекратите выдумывать, ищите картину, ничего не отменяется, Марго не справилась с нервами и покончила с собой.

– А вот это ещё вопрос, – тихо сказал Алексей больше себе, чем кому-то.

Понимая, что пришло время для решения её вопроса, Мотя подошла к Виктору и, торжественно вытащив из кармана кольцо, протянула его хозяину со словами:

– Возьмите жёлтую пчелу, отдайте, пожалуйста, голубую бабочку.

Виктор непонимающе смотрел на говорившую, и страх накрыл его с головой, он понял: пришла белая горячка, допился. Не придумав ничего лучше, он перестал бороться со сном, а устроившись поудобнее на столе, в одно мгновение уснул, прошептав ужасной болезни:

– Сгинь.

Мотя стояла у стола с протянутой рукой, было обидно и больно одновременно, средний палец на левой руке стал болеть ещё сильнее, словно проявляя солидарность со своей хозяйкой.

– Вы знаете, Матильда, а я его понимаю, – сказал Алексей, вздыхая, – это я сейчас к вам немного привык, а в начале нашего знакомства мне хотелось это сказать вам раз сто.

В другой момент Алексей ни за что бы не упустил возможности подольше поиздеваться над простушкой Мотей, но сейчас его накрыло странное чувство: дверь в кабинет после возвращения Толяна была неплотно закрыта и ощущение, что их подслушивали, не отпускало. От этого почему-то становилось очень страшно, до мурашек, которые побежали наперегонки по коже, пугая друг друга.

– Вы счастливые, – выдохнула Зинка, – вы живёте в этой красоте.

Зинаида решила довериться Тимуру. Этот мажор, не знающий слово «нельзя», не стал бы воровать картину у отца и тем более убивать мачеху – именно так она рассуждала, но в глубине души, где-то очень глубоко лежала другая правда: она просто любовалась его голубыми глазами. Повлиял на её решение ещё и его ответ на поставленный Зинкой вопрос.

– Марго, по сути, была неплохой, мы общались, она не могла. Всё, что угодно, ошибиться могла, напакостить тоже в её духе, но покончить жизнь самоубийством – никогда.

Именно после этих слов Зинка пообещала нахалу, что расскажет всё, если он свозит её в посёлок Трудовое. Тимур усмехнулся, но согласился. Она даже подумать не могла, на что подписалась. У мажора был не автомобиль, а байк, классный, большой и скоростной. Боясь показаться трусихой, она поджала губы, надела шлем, что вручил ей Тимур, и села на железного коня. Сначала она крепко вцепилась в модную куртку молодого человека, но по мере поездки страх уходил, а приходило ощущение свободы и даже полёта.

Надо отдать должное, Тимур не задавал никаких вопросов ни тогда, когда приехали по нужному адресу, ни тогда, когда ему пришлось около часа стоять на улице и ждать Зинку. Но по пути обратно во Владивосток он остановился, снял шлем и сказал:

– Я выполнил свою часть сделки, теперь ты.

Подойдя к обрыву и выдохнув восхищение природой, бушующим внизу морем и ветром и немного позавидовав людям, живущим здесь, Зинка как всегда вспомнила деда.