Набег - Алексей Витаков

— Палите, олухи земляные!

Один за другим раздались два выстрела. На том берегу, сраженная в грудь, кобыла пала на колени, и через белую морду полетел прямо в ледяной поток наездник. Со всего маху прошиб тонкий слой воды и врезался в дно. Тут же вскочил на ноги. Закачался, оглушенный, сел на одно колено, подставляя спину под дуло. Вторая пуля прошла мимо, срезав несколько веток, но сильно напугала молодого жеребца. Тот крутнулся и резко рванул в обратную сторону, из-под берега. Врезался мордой в шею следом идущего животного, которое тоже в свою очередь попятилось и, не слушаясь поводьев, начало поворачивать. Произошла свалка, из которой, точно из вязкой паутины, пытались вырваться всадники. Ноги коней разъезжались в разные стороны, люди падали под копыта, трещали кусты.

Ухнул еще один выстрел. Татарин, стоявший на одном колене в воде и еще оглушенный падением с лошади, рухнул ничком с пробитым затылком. Это стрелял Буцко.

— Вот же ж, черти, попутали все! Я кому говорил заряжать, а кому стрелять, а? — Лагута лежал на животе. Три стрелы торчали из него, дрожа опереньем.

— Не шибко тут вспомнишь, чего кому делать. Где осечка, где уздечка! — Зачепа говорил с прыгающей челюстью.

— Ты как, Лагут? — Буцко склонился над товарищем и взялся за древко стрелы.

— Не вытаскивай, дурень стоеросовый! — Зачепа аж подскочил на месте.

— А чего делать-то? — Буцко удивленно пялился на торчащие стрелы и на появившиеся вокруг них кровавые пятна.

— Ничего не делать! — глухо ответил Башкирцев. В глазах у него вовсю уже мельтешили разноцветные огоньки.

— Не больно? — спросил Кородым.

— Терпимо… — выдохнул Лагута.

— Тогда, — крестьянин скинул овчину, — давай-кась под тебя подложим.

— Чего там у татар? — Башкирцев пытался посмотреть вдаль, но зрение не фокусировалось.

— Да, ничего. Из-под пабереги[9]выбрались. Теперича смотрят в нашу сторону, — ответил Кородым.

— Ежели так отбиваться будем, то долго не простоим! — Лагута застонал.

— Там человек этот в золотой чашке на голове, словно истукан на коне. Глаз не сводит.

— Про него Недоля-то и говорила. Поди, сам Кантемир-мурза! — Башкирцев с трудом ворочал языком.

* * *

Так и было: с другой стороны берега в сторону ложбины всматривался Кантемир-мурза. Золотой шлем истово блестел в лучах закатного солнца. Но что от такой истовости? Хуже злой усмешки судьбы. Получалось, что, куда ни сунуться крымцы, везде их ждут… Что это за Кобелев такой? Откуда он выискался? Почему предугадывает каждую мысль татарского штаба?.. Но где-то и казачий атаман должен ошибиться. Точнее, вынужден пойти на какие-то действия против логики. Опытный Кантемир заметил, что как-то странно обороняются на том берегу, словно нет единого командования. Отчаянно, храбро, но не слаженно. Не просто же так один из казаков вынужден был броситься врукопашную… Жаль, брод узок! Эх, жаль! Если бы чуть пошире! Джанибеку можно хоть сорок человек в линию атаки ставить. Хотя бы по трое пойти одновременно. Взяли бы с наскока, одним арьергардом! Значит, знал опять атаман казачий и все предвидел, потому и послал не самых испытанных. Да и где они, испытанные? Нет у него толком никого!..

Кантемир размышлял. И без того целое войско цепочкой по одному перевести не просто долго по времени, так тут еще и заслон! Ладно, нужно ждать, пока стемнеет…

Так решил крымский военачальник и дал команду спешиваться.

И снова казаки выиграли время. Выгрызли, вырвали у неприятеля и сделали войну еще более трудной для врага.

Когда планы не сбываются или откладываются, а еще хуже, рушатся совсем, когда воля твоя натыкается на другую волю и не одерживает быстрой победы, тогда начинает слабеть дух, уходит уверенность, и вся военная кампания превращается в бессмысленную бойню.

Кантемир-мурза тронул поводья и медленно поехал вдоль берега. Опытный воин, искушенный стратег, ученик самого хана Джанибека, он был озадачен.

— Амир! — окликнул он.

— Да, почтенный! — Сотник вырос мгновенно.

— Что скажешь, Амир?

— Кобелев опередил нас. Нужно признать…

— Я не собираюсь выслушивать тебя, Амир, по поводу того, что нам нужно признать в Кобелеве искусного стратега. Да, он нас опередил. Но все как-то странно. Вначале у меня дохнет любимый конь, подаренный еще моим отцом, потом эта засада. Я уже совершенно не сомневаюсь в злом роке. Но более того, вижу везде руку этого Кобелева. Даже в смерти моего коня! Но это все разглагольствования. Нам нужно взять брод, перейти реку и выполнить приказ хана. Вот я о чем.

— Я думаю, как только встанет солнце, мы вновь должны попробовать.

— Что значит должны попробовать?

— Ты же видишь, достойный мурза, их немного. И одного мы отправили к праотцам.

— Это ты так думаешь, — Кантемир остановил коня, — что отправил к праотцам. Пока не увидел труп и не рассеял прах по ветру, ты не можешь с уверенностью говорить об этом. Ты предлагаешь идти на восходе. Сколько еще людей мы потеряем, которые будут сидеть в седлах высоко над водой и служить хорошими мишенями?

— Потерь не избежать. Но если их мало, то они не смогут быстро перезаряжать ружья. Мы сумеем прорваться.

— Значит, десяток-другой воинов — это крохи голодной птице смерти? А то, что в воде, да еще на этой быстрине, кони не могут идти быстрее и мы всю реку окрасим нашей кровью, тебя не смущает?

— К тому же очень не удобный спуск к воде…

— К тому же очень не удобный спуск к воде! — передразнил мурза сотника. — И при этом ты предлагаешь вновь идти тем же способом?!

— Но о каком другом способе я могу подумать, почтенный?

— Ты прав. — Кантемир сдержал приступ ярости. — Думать тут должен я. Я один! Шайтан вас всех задери!

— Может, собрать совет? — Сотник привстал в стременах.

— Совет?.. Хм! И мы долго будем говорить о том, какой не удобный спуск.

— А как бы поступил славный хан Джанибек?

— Я знаю, Амир, как бы он поступил. И мы поступим по его методу.

— Как? — сухо спросил сотник и побледнел.

— Помнишь древние законы: если побежал один, то казнить весь десяток, побежал десяток — казнить сотню.

— Почтенный мурза, — сотник еле выговаривал слова, так сильно вдруг засушило горло, — но ты ведь только что говорил о потерях! И этим законам давно никто не следует.

— И плохо, что никто не следует! Конечно, я не собираюсь накануне большой войны терять понапрасну людей. Но наказать палками…

— Всесильный, но и это наказание на какое-то время выведет людей из строя.