Секреты - Жаклин Уилсон

Я постаралась опять включить свет, но лампочка перегорела! Я опять в темноте. Мне так страшно. Я стараюсь про все это написать, но не вижу, что пишу.

Шаги удалились. С тех пор прошла целая вечность. Где Индия? Должно быть, сейчас очень поздно. Может, уже наступила ночь?

Я хочу к Нэн. Слышала ли она меня? Знает ли, что со мной все в порядке? Но со мной совсем не в порядке. Мне так страшно. Я не могу дышать. Янемогудышатьянемогудышатьянемогудышать…

Дорогая Китти,

держу пари, что ты умираешь от неизвестности!..

Я громко взвизгнула, когда Дарлинг распалась в моих руках.

— Дарлинг!!

— Я здесь… я… не могу… дышать!

Я ощупью добралась до нее. В руках у меня была тряпичная кукла — она ее сделала, чтобы не оставаться одной! Настоящая Дарлинг скорчилась в углу темного чердака. Она обеими руками ухватилась за меня.

— Ты… принесла… мой…

— Твой ингалятор? Нет, хотя очень старалась. Везде побывала. Но ты успокойся, Дарлинг. Я помогу тебе дышать.

Она с хрипом втянула воздух и сказала что-то очень грубое. По-моему, она ко мне несправедлива. Ведь я так старалась. Но я нашла ее в темноте, крепко взялась за плечи, расправила их, и вскоре она дышала уже не так тяжело. Она стала рассказывать, как спускалась вниз и едва не попалась миссис Уинслоу — а ведь я говорила ей: не выходи никуда! — и что перегорела лампочка, и какая паника охватила ее в темноте, а потом она потеряла сознание. Я подумала, что скорей всего она просто уснула, но не хотела с ней спорить.

Я вложила ей в руки сумку с подарками и сказала, чтобы она угадывала на ощупь, что там, пока я проберусь тихонько вниз и постараюсь найти новую лампочку. Она не хотела отпускать меня, не хотела опять остаться одна в темноте.

— Я обернусь мигом, обещаю, — сказала я.

Но — меня перехватили.

Ванда была в своей комнате, так что я сама нашла в кухне все, что нужно, в том числе и стоваттную лампочку. Уложила все на поднос и стала подыматься по лестнице. Но тут неожиданно в холл стремительно вошел папа, он вернулся с работы на добрый час раньше обычного.

— Ну, как тут моя девчурка? — крикнул он мне вслед. На этот раз он был даже ласков, но с голосом у него было что-то не так; он звучал хрипло, как при простуде.

— Привет, папа, — откликнулась я и заспешила с подносом вверх по лестнице.

— Ну-ка, ну-ка, вернись и поцелуй все-таки своего старого папку!

Я ухитрилась быстро чмокнуть его, держа покачивавшийся поднос перед собой.

— Э, нет, не так! Да обними же меня по-настоящему! — И он вприпрыжку стал подниматься по лестнице вслед за мной с глупым развеселым гиканьем.

Он вовсе не простудился. Он был пьян. Когда он обхватил меня, сомнений уже не осталось: от него ужасно несло перегаром, а глаза были мутные и налитые кровью. Напиться в рабочее время — да что же он делает!

Я, торопясь, чмокнула его в щеку и попыталась ускользнуть от него.

— Да иди же ко мне, Индия. Ты ведь любишь своего старого папку, несмотря ни на что, верно, милая?

— Да, папа, — сказала я, хотя теперь совсем не уверена в этом.

Он хотел обнять меня и задел поднос.

— Пожалуйста, папа, осторожней.

— Но что это значит? — спросил папа, указывая пальцем на поднос, заполненный всякими лакомствами. Потом покачал пальцем перед моим носом. — Ай-я-яй, нехорошая девочка, а я-то думал, что твоя тощая как палка праведница мамочка посадила тебя на диету!

— Мне просто хотелось взять что-нибудь вкусненькое, я собираюсь сесть за домашние задания.

— А ведь лампочка, пожалуй, будет хрустеть на зубах? — И он захохотал во весь голос над собственной довольно жалкой шуткой.

— Ха-ха-ха, папа. А теперь, пожалуйста, пропусти меня… мне пора наконец взяться за уроки, — сказала я.

Он плелся за мной до самой моей комнаты.

— Папа, ты не должен входить сюда, здесь живу только я, — сказала я, совсем теряя голову.

— Я просто вверну лампу, детка. Не могу же я допустить, чтобы мою маленькую дочурку ударило электричеством. — Папа повернул выключатель и тупо уставился на три загоревшиеся лампочки. Он попытался щелкнуть пальцами. — Что за ерунда! Все уже в порядке!

— Нет, папа, лампочка нужна… нужна для школы. Завтра я отнесу ее на урок физики.

Это, слава богу, повернуло его мысли в другую сторону.

— Чертова школа! Они там уже составили себе недурное состояние — нет-нет, огромное состояние — на плате за обучение, а теперь еще хотят, чтобы твой старый отец раскошелился и на лампочки.

И он завел свою бесконечную волынку о моей школе и о том, что у него вообще нет денег. Он даже вынул бумажник и распахнул его, тыча им чуть ли не в лицо мне — показывая, что он пуст.

Папа действительно начинал злиться. Как будто моего настоящего папу похитили злые люди и вместо него прислали этого сумасшедшего, сердитого, всем недовольного отца.

— Папа, ты такой… мне даже страшно.

Он взглянул на меня. Его лицо перекосилось.

— Нет, это мне страшно, — сказал он. — Это я попал в беду, настоящую беду.

— О, папа. Это из-за Ванды, да?

— Из-за Ванды? При чем здесь Ванда? Что она сказала тебе?

— Ничего. И не говори о ней так сердито, папа, прошу тебя.

— Я буду говорить о ней так, как мне угодно, — сказал папа; его голос стал грубым. — Ведь это мой дом, не так ли? — Он запнулся. — Ах, нет, это ложь, дом вовсе не мой. Это дом твоей матери, он записан на ее имя, под ее поручительство. Чем не способ унизить мужчину? Что ж, весьма разумно при данных обстоятельствах.

Я не понимала, о чем он говорит. Голос его слабел, папа явно терял нить. Он помотал головой и потом рыгнул.

— Ты напился, папа.

— И прекрасно! И вообще я намерен стать алкоголиком, — сказал он, круто повернулся и, заплетаясь ногами, начал спускаться вниз.

Я слушала, как он идет, и думала, что он может споткнуться и полететь головой вперед. Мне хотелось, чтобы так и было.

Не знаю, много ли слышала Ванда. Она примчалась в мою комнату сразу же.

— Что это твой папа так рано приехал с работы?

Я пожала плечами.

— Меня не спрашивай. Ему не следовало бы вести машину. Он пьян.

Ванда выглядела совершенно убитой.

— Пожалуй, я зайду к нему.

— На твоем месте я оставила бы его одного. Он в скверном настроении, — сказала я.

Ванда не обратила внимания на мои слова. Она сбежала вниз, а я рискнула быстро-быстро взлететь по чердачной лестнице, балансируя при этом подносом. Дарлинг опять была напряжена, но, когда я ввернула новую лампочку — чертовски трудное занятие в кромешной тьме, — сразу успокоилась. Она с жадностью выпила апельсинового сока, а потом стала ковыряться в моих любимых сандвичах с бананом, плавленым сыром и медом. Кусочки банана она отодвинула в сторону и слизнула мед.