Пейзаж с ивами - Роберт ван Гулик

Ху попытался что-то сказать, но судья остановил его:

– Нет, выслушайте меня! Я говорю все с определенной целью. Так вот, сегодня вечером дело наконец прояснилось: я нашел подтверждение тому, что господина Мэя грубо лишили жизни. Убийца ударил старика по голове тяжелой пластиной, а перед этим зверски избивал и пинал ногами. Тело жертвы покрывали ужасные ушибы, которые мы ошибочно приписали ударам о ступеньки при падении с лестницы. Тут-то я и понял, почему вы связали смерть Мэя с «потерей постели»: вы истолковали эти слова в том смысле, что он умер, лишившись брачного ложа, так как жена ему изменила. А значит, это вы были любовником госпожи Мэй и убили старика, когда тот застал вас со своей женой в комнате для гостей. Теперь становится предельно ясной и ваша реакция на смерть И. Вы узнали, что Мэй «потерял постель», и если бы И «потерял глаз», то вам следовало опасаться потери головы. Меж тем раскрытие убийства Мэя и в самом деле грозило вам смертью от руки палача. Наконец, тот факт, что именно вам госпожа Мэй обязана свободой, объясняет, почему он хранил в тайне прошлое своей жены, – это был не только его секрет, но и ваш. Короче говоря, произошло столкновение из-за любви между предводителями «старого мира» – того, что ныне так стремительно угасает!

Судья замолчал. Лицо Ху выдавало внутреннее напряжение, но он ничего не сказал.

– Я объясняю вам все это, господин Ху, потому что счел своим долгом перед госпожой Мэй доказать: я обнаружил вашу виновность сам, без всяких подсказок с ее стороны. Стоя перед моим столом несколько минут назад, она даже не упомянула вашего имени, более того, взяла вину на себя, заявив, будто убила мужа, утомясь от его бесплодных попыток близости.

Ху встал и, вцепившись волосатыми руками в край стола, проскрежетал:

– Где она?

– Умерла, – спокойно ответил судья. – Скончалась, сделав упомянутое признание. От чумы.

Он указал на прикрытое циновкой тело.

Ху повернулся. Округлив глаза и нахмурив густые брови, он смотрел на циновку в порыве немой скорби. И слова издалека донесся слабый раскат грома.

Внезапно Ху застонал, как раненый зверь, и бросился к циновке. Начальник стражи хотел его остановить, но Судья Ди помотал головой. Ху приподнял край циновки и, взяв тонкую белую руку госпожи Мэй, нежно погладил ее, а потом удивительно деликатно, словно боялся потревожить, снял кольцо с сапфиром, поцеловал и надел себе на мизинец.

– Прошу дозволить мне взять это кольцо с собой на казнь, – пробормотал он тусклым, безжизненным голосом. – Я подарил его ей, когда выкупил. – Когда судья Ди кивнул в знак согласия, Ху поклонился и, не отводя глаз от кольца, заговорил: – Она тогда была совсем юной. Маленькой, напуганной девочкой. И звали ее Сапфир – так же как ту, что выкупил мой прадед. «Это не совпадение, – сказал я ей, – а воля Неба. Твоя любовь искупит все муки, которые прежняя Сапфир причинила моей семье». – Он покачал несоразмерно большой головой. – Почему она переменилась, прожив со мной несколько счастливых лет? Может быть, не могла забыть, что я, по сути дела, купил ее? Не знаю. Бросая меня, она сказала всего несколько слов: «Мэй богат, а ты беден. Жизнь все еще очень много мне должна. Парчовые одежды, дорогие украшения, толпы слуг. ..» Вот и все.

Ху задумчиво повертел кольцо. – Мэй и впрямь окружил ее роскошью, но не сделал счастливой, У нее было много беспорядочных связей. И я с грустью смотрел на это, понимая, что она несчастна и одинока. А потом, в один прекрасный день, она позвала меня. Сказала, что не может забыть того, кто ее выкупил. Было ли это правдой? Не знаю. Я чувствовал только, что снова наверху блаженства. И тут в город пришла болезнь. Я уговаривал ее уехать, но тщетно, она сказала, что, поскольку слуг отослали, а старик Мэй весь день торчит на рынке, мы могли бы встречаться чаще. А на прошлой неделе она вдруг заявила мне: «Так больше продолжаться не может. Мне необходимо покинуть этот город, город смерти и разрушения. Я хочу начать новую жизнь далеко отсюда». – «А мне можно уехать с тобой?» – спросил я. «Не знаю, устало ответила она. – Я люблю тебя, но ты всегда будешь напоминать мне о прошлом, которое я хочу забыть».

Ху замолчал. Судья Ди слушал его, неподвижно сидя в кресле.

– А что именно произошло в ту роковую ночь? – наконец спросил он.

Ху поднял взгляд, затуманенный воспоминаниями.

– Что произошло, спрашиваете? Она велела мне прийти к полуночи. В комнату для гостей, как всегда, В это время Мэй обычно уже спал. Мы не стали задергивать занавески у постели, и комнату освещала лишь свеча на ее туалетном столике. Внезапно лунная дверь открылась и вошел старик. На нем был домашний халат, а взъерошенная седая голова не покрыта. «Убей его! – крикнула она мне. – Я больше не могу его видеть!» Я встал, но старик Мэй покачал головой. «Не надо меня убивать, – сказал он. – Забирайте ее. Вы купили эту женщину, и она принадлежит вам по праву». Она вскочила вне себя от ярости, готовясь высказать все, что о нем думает, но Мэй примирительно вскинул руки. «Я знаю, что со мной ты была несчастлива, – заметил он. – Уехать вместе с Ху – твой последний шанс. Возможно, ты наконец найдешь то, что ищешь». И, покачав головой, старик добавил с присущим ему лицемерным видом: «Если бы ты знала, как мне тебя жаль!» Эти слова задели меня за живое. Он простил ее? Нет, только я имею право ее прощать! В приступе слепого бешенства я схватил тяжелую пластину, стукнул Мэя по голове и принялся пинать его злосчастное тощее тело. Остановился я, только когда она обняла меня, умоляя перестать. – Он провел рукой по влажному от пота лицу. – Мы долго сидели на краю постели не говоря ни слова. Да и что было говорить? Она первой нарушила молчание. «Я решила, что ты поедешь со мной. Тело мы перетащим в зал, к подножию мраморной лестницы, и сделаем все так, будто он упал еще вчера вечером. А через несколько дней уедем. Вместе». Мы отволокли старика вниз и оставили несколько доказательств, что с ним произошел несчастный случай. Ну а потом я ушел через дверь в саду. Вот и все.

В зал суда вошли четыре человека в черных капюшонах. Они с привычным проворством завернули тело в циновку, а затем в холстину. Ху проводил глазами скорбное шествие.

Судья Ди подал знак писцам. Те снова принялись читать свои записи высокими, монотонными голосами. Они уже заканчивали чтение, когда вспышка молнии осветила высокие окна. Раздался оглушительный удар грома, но промасленной бумаге окна забарабанил дождь.

Судья развернулся в кресле.

– Ну наконец-то! – ликующе воскликнул он.

Начальник стражи забрал у писцов записи и протянул Ху, чтобы тот приложил к документу большой палец. Судья Ди поднялся и важно расправил халат.

– Ху Пэнь, вы обвиняетесь еще в одном тяжком преступлении, однако мне нет надобности разбирать этот вопрос, так как вашего признания в убийстве господина Мэй Ляна, хорошего человека и благодетеля города, вполне достаточно, чтобы вынести приговор. Суд приговаривает обвиняемого Ху Пэня к смертной казни через отсечение головы, и согласно закону о военном положении приговор будет приведен в исполнение немедленно.