Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди - Роберт ван Гулик

— Я поручаю вам проследить, чтобы похоронщики поместили тело в гроб и опустили его в могилу. После вы поставите государственную печать на могильной плите.

Судья повернулся и поднялся по ступенькам в паланкин.

Приближалась ночь. В кабинете судьи Ди царила гнетущая тишина, не нарушаемая даже потрескиванием огня: уголья догорели, и в кабинете было почти так же холодно, как на улице. Но ни судья Ди, ни сыщики не замечали холода.

Когда стала оплывать последняя свеча на столе, судья наконец прервал молчание:

— Мы испробовали все средства, но преступления так и не раскрыли. И если мы не найдем больше доказательств ее вины, мне придется уйти. Так нам нужно найти это доказательство во что бы то ни стало, и не откладывая!

Дао Гань зажег новую свечу. Яркое пламя осветило хмурое, утомленное лицо судьи Ди.

Внезапно раздался стук в дверь. Вошел слуга и доложил, что пришли Е Бинь и Е Дай и просят, чтобы их пропустили к судье.

— Пусть войдут! — сказал судья, порядком удивленный и озадаченный.

Е Дай опирался на руку старшего брата. Его руки были перевязаны, он едва волочил ноги, а лицо его было не просто бледным, а какого-то жуткого зеленоватого оттенка. С помощью Ма Жуна и Цзяо Дая Е Бинь усадил его на диван.

— Ваша честь, — начал Е Бинь, — сегодня днем какие-то крестьяне из восточного предместья принесли брата домой на носилках. Его нашли вчера, — он лежал без сознания за высоким сугробом. У него тяжелое ранение в голову, вдобавок он отморозил пальцы на обеих руках, но те крестьяне выходили его, и утром он пришел в себя и сказал им, кто он и откуда.

— Но что произошло? — спросил судья Ди, мгновенно отвлекшийся от своих бед и переключившийся на братьев Е.

Ему еле слышным голосом ответил сам Е Дай:

— Я только помню, ваша честь, что два дня назад по дороге домой меня ударили сзади по голове…

— Е Дай, я знаю, кто тебя ударил. Это был Чжу Да-юань, — сказал судья Ди. — Теперь скажи, когда точно он рассказал тебе о том, что Ляо Лень-фан в его доме тайком виделась с Ю Ганом?

— Но он не говорил мне ничего такого, ваша честь, — ответил Е Дай. — Просто как-то раз я ждал его у дверей библиотеки, услышал, как он с кем-то громко разговаривает… Я подумал, что он с кем-то ссорится, и приложил ухо к стене. Он орал, что Ю Ган и Ляо Лень-фан путаются прямо у него под носом, выкрикивал самые грязные ругательства… Тут подошел дворецкий и постучал в дверь. Чжу вдруг замолчал, и когда меня наконец пригласили войти, я увидел, что с ним никого нет.

Он сидел там один и при этом был совершенно спокоен.

— Так вот в чем дело! Что ж, это снимает последние неясности в деле, — сказал судья и, снова обращаясь к Е Даю, закончил: — Случайно узнав об их связи, ты стал угрожать несчастному Ю Гану. Но Небеса уже сурово покарали тебя за это, Е Дай.

— Я лишился пальцев на руках, — простонал Е Дай.

Ма Жун и Цзяо Дай помогли Е Биню поднять Е Дая с дивана, и братья вышли.

На следующее утро судья Ди отправился на верховую прогулку, но не успел он отъехать от здания суда, как услышал возмущенные крики прохожих, а перед пожарной каланчой на расстоянии пальца от его лица просвистел камень… Судья въехал на старое войсковое поле и, проскакав несколько кругов подряд, повернул назад. «Зря я выехал сегодня на улицу, — подумал он. — Лучше не показываться на людях, пока не найдутся доказательства по делу вдовы Лу».

Еще два дня прошло в переговорах с местными чиновниками по поводу денежных расчетов. Помощники судьи целыми днями ездили по городу, пытаясь найти хоть какие-нибудь зацепки, но каждый раз возвращались ни с чем.

Впрочем, один повод для радости все же был. Из Дайюаня пришло письмо от старшей жены судьи Ди, в котором она извещала, что ее мать благополучно одолела хворь и теперь быстро поправляется. Вскоре все жены судьи собирались выехать в Бэйчжоу. С грустью судья сказал себе, что, если дело Лу не разрешится, ему больше не придется свидеться с родными.

На третий день, когда судья Ди завтракал в кабинете, пришел слуга и доложил о приезде тысяцкого из ставки Генералиссимуса Вэня, привезшего письмо для судьи.

Тысяцкий — высокий, статный человек в полной военной амуниции — почтительно поклонился и вручил судье плотный конверт, запечатанный государственной печатью.

— Мне приказано дождаться ответа, — сказал тысяцкий.

Судья предложил тысяцкому сесть и распечатал письмо, не скрывая своего любопытства.

В письме говорилось, что военные приставы сообщают в ставку о народных волнениях в Бэйчжоу. Разведчики доносили, что на Севере готовится наступление варваров-татар, и в достаточно жесткой форме Генералиссимус приказывал судье немедленно установить порядок во вверенном ему городе, являющемся одним из оплотов Северной Армии. В случае если судье необходима помощь, в город пришлют гарнизон солдат. Письмо было подписано начальником военных приставов и завизировано самим Генералиссимусом.

Прочитав письмо, судья Ди побледнел. Он схватил кисточку и написал короткий ответ:

«Окружной судья Бэйчжоу благодарит за сведения и готовность помочь, но желает доложить, что сам примет незамедлительные меры по восстановлению порядка и спокойствия в своем городе».

Судья запечатал письмо красной печатью суда и отдал его тысяцкому. Тот принял его с поклоном и, сказав «С вашего позволения», покинул кабинет. Когда за ним закрылась дверь, судья позвал слугу, велел ему подать мантию и шапочку и вызвать сыщиков.

Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань с удивлением взирали на судью, облачившегося в церемониальные одежды; судья же, с тоской глядя на верных помощников, говорил:

— Так больше продолжаться не может. Я только что получил письмо от Генералиссимуса с жалобой на волнения в Бэйчжоу. Если они не закончатся, в город пришлют войска. Вообще, моя дальнейшая деятельность в Бэйчжоу — под вопросом. А сейчас я прошу вас быть свидетелями одной краткой церемонии в моем доме.

Пока шли через коридор, соединяющий судебные помещения с личными комнатами судьи Ди, он вдруг понял, что впервые после отъезда семьи идет к себе в комнаты.

Судья направился в Зал Предков. Это была мрачная, пустая комната, в левом углу которой стоял алтарь, а в центре высился ящик, достававший почти до потолка.

Судья зажег свечу, преклонил колени перед алтарем. Сыщики последовали его примеру и опустились на колени у дверей. Постояв немного, судья встал, подошел к алтарю и открыл створки ящика. Внутри на полках лежали небольшие деревянные пластинки с портретами, и на каждой были вытиснены золотые иероглифы: то были лица умерших предков судьи Ди, а иероглифы на пластинках обозначали их имена, звания, которые они носили на земле, а также год, день и час рождения и смерти.